Краснокожая хищница

Бэккер Роберт

Старик на дереве даже не шелохнулся. Он подпускал детеныша все ближе и ближе. С каждым новым выпадом птенец смелел. На шестой раз он остановился как раз под веткой, на которой неподвижно, как статуя, восседал дактиль.

Большая птица не издала ни звука. Крылья оставались плотно прижатыми к телу, отчего дактиль казался меньше, чем был на самом деле.

Детеныша озадачила неподвижность

птицы. Он вытянулся насколько смог и шумно принюхался. Кончик его морды коснулся ветки, на которой сидел дактиль. Детеныш слегка ткнул ноги дактиля носом.

Белые крылья раскрылись одним резким движением. Длинный палец, соответствующий нашему безымянному, взметнулся вверх, разворачивая необъятную поверхность крыла. Казалось, что дактиль в одно мгновение увеличился в сотню раз.

Тень от его крыльев накрыла детеныша.

Кланк!

Птенец попытался быстро отскочить назад, но вместо этого упал, замолотил в воздухе лапами, силясь подняться, развернулся и пустился наутек.

Дактиль стоял неподвижно с распростертыми крыльями.

Детеныш споткнулся, перекувырнулся через голову и кубарем подкатился к Рэд. У ее ног он вскочил с широко раскрытым от ужаса ртом и прижался к теткиному боку. Она скосила на него глаза и оттолкнула от себя.

Птенец, жалобно визжа, бросился к матери. Та взглянула на него, потом на дактиля, потом снова на детеныша и принялась как ни в чем не бывало жевать серовато-коричневое мясо с бедра дохлого динозавра.

Август

Пузыри

Белый дактиль решил поразвлечься. Полдня он наблюдал за стаей рапторов. Он съел столько мяса, сколько мог себе позволить, не рискуя лишиться способности взлететь. И теперь ему опять было скучно.

Над песчаной равниной дул сильный бриз. Белый дактиль спрыгнул с дерева и почувствовал под ногами и крыльями горячий песок. Он ходил, как летучая мышь, с развернутыми в стороны коленями и сильно согнутыми локтями. Это выглядело неуклюже и неудобно, но необычайно сильные грудные мышцы, благодаря которым он мог летать, давали ему возможность быстро взлететь, оттолкнувшись от земли передними лапами.

Он спускался на землю с большой осмотрительностью и ходил очень осторожно. Он делал это только тогда, когда дул постоянный ветер, достаточно сильный, чтобы поднять его тело, как только он расправит крылья. В безветренную погоду он избегал далеко ходить. Это могло плохо кончиться: слишком много хищников поддались бы искушению догнать и уничтожить его.

Три когтя на его передних лапах при каждом шаге зарывались в песок, оставляя глубокие борозды. Рядом со следами передних когтей тянулись следы от его узких задних лап с четырьмя маленькими прямыми когтями.

Полоса следов, которую он оставлял позади себя на песке, выглядела широкой и неаккуратной по сравнению со следами Рэд. Белый дактиль был дальним

родственником рапторов — оба вида могли бы проследить свою родословную и обнаружить, что ведут ее от одних и тех же быстроходных наземных хищников.

Но конечности дактиля стали непригодными для передвижения по земле. Три острых, узких, крючковатых когтя на каждой передней лапе были прекрасно приспособлены для того, чтобы висеть на деревьях или скалах, но создавали много неудобств при хождении пешком. Грудные мышцы дактиля представляли собой гигантские летные машины, дающие силу и мощь крыльям, но были малопригодны для быстрого передвижения по земле.

Самые сильные конечности дактиля — два его больших пальца, увеличенные в тысячу раз по сравнению с обычными для динозавров размерами. Эти пальцы, толще и сильнее бедер дактиля, были гибкими распорками, поддерживающими всю переднюю кромку крыла.

Белый дактиль очень хорошо понимал, насколько он отличается от своих дальних родственников — динозавров. Он делил все живые существа на две части: тех, кто может летать, и тех, кто не может. Он знал, что любое летающее существо, если оно обладает достаточным умом, легко может избежать опасности смерти от зубов нелетающих животных.

Фуп! Дактиль перепрыгнул через узкое русло ручья на высокую песчаную насыпь, изогнул тонкую гибкую шею, чтобы посмотреть на стаю рапторов. Трое детенышей спали под теплым послеполуденным солнцем. Взрослые тоже почти не двигались. Никаких признаков нервозности и беспокойства.

Низкое солнце отчетливо выделяло на песке следы дактиля, ведущие от туши астродонта к реке. Белый дактиль высоко поднял голову и очень внимательно присмотрелся. Он привык видеть следы динозавров с высоты своего полета, как на карте. Он мог различить десятки видов динозавров из двух сотен следов по узору их следов и по форме отпечатков. Но он никогда еще не видел так близко и отчетливо собственные следы. Он умел определить следы дактиля с высоты — по широко расставленным отпечаткам их лап и необычайным трехпалым следам, — и он наслаждался моментом самоосознания, когда обозревал собственные следы.

Это было интересно, и его скука ненадолго прошла.

Дактиль нашел место, защищенное от ветра гребнем высоких песчаных дюн. Он вгляделся в лужу темной воды и увидел коричневое тело, медленно извивающееся в грязи на дне.

Его клюв нанес стремительный удар, и молодая двоякодышащая рыба в полтора фута длиной исчезла в его глотке.

Но он пришел сюда вовсе не за рыбой.

Зип-буль-буль-буль.

Большие коричневые пузыри медленно и как бы нехотя поднимались на поверхность, пока он выдыхал воздух, полностью погрузив голову в воду.

Пип-пип-пип. Пузыри громко лопались, когда дактиль ловко протыкал их по очереди кончиком клюва.

Эту игру он придумал месяц назад, когда случайно, пытаясь поймать черепаху, кашлянул под водой. Его поразили большие пузыри, которые начали тесниться вокруг него на поверхности воды. А поскольку основной принцип его подхода к природе состоял в следующем: «Если в чем-то сомневаешься — клюнь!», он открыл для себя новое веселое ощущение: пузыри с треском лопались под его клювом.

Буль-буль-грррг. Необыкновенно большой пузырь, самый большой из всех, что он выдувал, всплыл на поверхность и неподвижно застыл, как хрустальный купол.