Краснокожий пророк
Шрифт:
— Пророк предупредил меня, что сегодня придет Такумсе и будет очень злиться.
— Раз он знал об этом, почему не попытался что-нибудь изменить?
— Он очень осторожен. Чтобы земля поделилась между бледнолицыми и краснокожими, все должно идти так, как должно. Если вдруг помешать какому-нибудь событию произойти, это может все разрушить, все переиначить. Пророк знает, что нас ждет в будущем, но никому не говорит, потому что мы можем все испортить.
— Что толку тогда знать будущее, если в нем ничего нельзя менять?
— Это тебе так кажется, —
— Тогда чего они лаются? Они ж сейчас подерутся!
— Это ты мне скажи, Мера. Это ты помогал ему переворачивать вигвам.
— Я просто рассказал ему о том, что его имя и имя Пророка были вырезаны на наших седлах.
— Он и так это знал, — пожал плечами Элвин.
— Ну, вел он себя так, будто никогда об этом не слышал.
— Я сам рассказал об этом Пророку — на следующий же день после того, как он отвел меня в башню.
— А тебе не приходило в голову, что Пророк ничего не сказал Такумсе?
— Как не сказал? — не понял Элвин. — Чего ему скрывать?
Мера с мудрым видом кивнул:
— У меня такое ощущение, что именно этот вопрос и задал Такумсе своему братцу.
— Но скрывать наше спасение — это безумство, — удивился Элвин. — Я подумал, Такумсе сразу послал кого-нибудь в город с вестью, что с нами все в порядке.
— А знаешь, что я думаю, Эл? Я думаю, твой Пророк делает из нас идиотов. Я понятия не имею, зачем ему это, но, по-моему, он разработал свой план, и согласно этому плану нас нужно держать подальше от дома. А поскольку вся наша семья, соседи и прочие фермеры наверняка уже схватились за оружие, ты можешь догадаться, что произойдет. Пророк хочет, чтобы мы немножко постреляли друг друга.
— Нет! — воскликнул Элвин. — Пророк говорит, что ни один человек не может убить другого человека, если тот не хочет умирать. Он говорит, что убить бледнолицего — это все равно что подстрелить волка или медведя, которые не годятся в еду.
— Может быть, мы, на его взгляд, вполне съедобны. Так что если мы не доберемся до дома и не убедим наш народ, что с нами ничего не случилось, разразится война.
Как раз в этот момент Такумсе и Пророк замолкли. Затянувшееся молчание прервал Мера.
— Ну так что, ребята, будем отправлять нас домой? — поинтересовался он.
Пророк снова сел на свое одеяло и скрестил ноги.
— Иди домой, Мера, — произнес Пророк.
— Без Элвина не пойду.
— Пойдешь, — ответил Пророк. — Если он останется в этой части страны, он умрет.
— Что ты такое несешь?
— То, что видел собственными глазами! — огрызнулся Пророк. — То, что ждет нас в будущем. Если Элвин отправится сейчас домой, через три дня он умрет. Но ты иди, Мера. Выйдешь сегодня в полдень, это самое верное время.
— А как ты собираешься поступить с
— Не со мной, — возразил Пророк. — С моим братом.
— Дурацкая идея! — тут же заорал Такумсе.
— Моего брата ждет долгая дорога. Он должен встретиться с французами в Детройте, с Ирраквой, с Аппалачами, с чоктавами и криками, со всеми краснокожими племенами, со всеми бледнолицыми, которые могут остановить надвигающуюся войну.
— Если я буду говорить с краснокожими, Тенскватава, то призову их пойти со мной в бой и прогнать бледнолицых за горы. Мы заставим белого человека сесть на свои корабли и убраться обратно за моря!
— Говори им что хочешь, — согласился Тенскватава. — Но ты пустишься в путь сегодня же и заберешь с собой бледнолицего мальчика, который ходит как краснокожий.
— Нет, — сказал Такумсе.
Печаль промелькнула на лице Тенскватавы, и он тихонько застонал.
— Значит, умрет вся земля, а не какая-то ее часть. Если ты не последуешь моему совету, белый человек убьет всю землю от океана до океана, с севера на юг вся земля станет мертвой! И краснокожие племена вымрут, лишь жалкие их остатки будут ютиться на крошечных участках пустынной земли. Всю свою жизнь они будут жить как в темнице, потому что ты ослушался и не поступил так, как мне явилось в видении!
— Такумсе не слушается всяких глупых видений! Такумсе — лик земли, голос земли! Иволга сказала мне это, и тебе об этом известно, Лолла-Воссики!
— Лолла-Воссики мертв, — прошептал Пророк.
— Голос земли не повинуется одноглазому краснокожему, поклоняющемуся виски.
Его слова ужалили Пророка в самое сердце, однако лицо его осталось невозмутимым.
— Ты — голос гнева земли. Ты вступишь в битву с огромной армией бледнолицых. Говорю тебе, это произойдет до первого снегопада. И если бледнолицего мальчика Элвина не будет с тобой, ты потерпишь поражение и погибнешь.
— А если он будет со мной?
— Ты останешься жив, — ответил Пророк.
— Я с радостью пойду с Такумсе, — вмешался в спор Элвин. И когда Мера начал было возражать, Элвин повернулся к брату и дотронулся до его руки. — Ты можешь передать маме и папе, что я жив и здоров. Я хочу пойти. Пророк сказал, что от Такумсе я узнаю столько, сколько не узнаю ни от кого другого.
— Тогда я пойду с тобой, — уперся Мера. — Я дал слово маме и папе.
Пророк холодно посмотрел на Меру:
— Ты вернешься к своему народу.
— Тогда и Элвин вернется со мной.
— Ты не смеешь распоряжаться здесь, — возразил Пророк.
— А ты, значит, смеешь? Это потому, что у твоих парней в руках луки?
Такумсе протянул руку и дотронулся до плеча Меры.
— Ты неглупый человек. Мера. Кто-то должен вернуться и рассказать вашему народу, что ты и Элвин не погибли.
— Если я брошу его, откуда мне знать, жив он или нет?
— Я клянусь, — сказал Такумсе, — пока я жив, ни один краснокожий пальцем не посмеет прикоснуться к этому мальчику.