Красные дни. Роман-хроника в 2-х книгах. Книга первая
Шрифт:
— Если собрать все в кулак, то Преображенскую возьмем, — сказал Миронов. — Свяжитесь с Балашовой, и одновременно будем готовить наступление.
Ковалев тут заметил, как начдив и начальник штаба выразительно переглянулись. Но что-то в этом разговоре для него до поры осталось недосказанным.
8
За сутолокой дел, выездами в полки позабылся этот разговор. Ковалев организовал в эскадронах ячейки сочувствующих РКП, читал лекции, заводил порядок в политотделе дивизии. Предстояли длительные бои, глубокие прорывы, быстрые конные
Ковалев склонен был и штабную медицинскую сестру Надежду послать в Царицын (она тоже кончала гимназию), но та проявила полное неповиновение и сказала, сверкая глазами, что не за тем пошла на войну, чтобы нянек над собой терпеть. А когда Ковалев попробовал настоять, она засмеялась:
— Вы ведь тоже, как Филипп Кузьмич, в передовые цепи кидаетесь, кто же вас из-под огня вытаскивать будет? Кроме некому.
— Почему — некому?
— Да потому что мироновцы в атаке как звери, назад не оглядываются!
Слова ее показались Ковалеву неубедительными, но тут зашел Сдобнов, послушал этот пустой разговор и попросил комиссара отпустить несговорчивую сестру милосердия.
— Эту... отправить от Миронова не удастся, — смеялся Сдобнов. — Эту в дивизии уже зовут «главный янычар при начдиве»... В двух атаках скакала рядом, ни на шаг не отставала, и — что самое главное — все заметили, что скачет с той стороны, откуда обстрел. Не девка — распрочерт. Это она вам сейчас уступила ради знакомства, а в другой раз, смотрите, обожжет.
— Любовь, что ли? А Филипп Кузьмич как?
— Пока никак. Человек-то занятой.
— А не опередил ли он всех, как обычно, на «два конных перехода»? — засмеялся Ковалев.
— Мы бы знали. Но... недолго это протянется, думаю. Время военное, гляди, и убьют, а тут рядом такая девица... Да и он ведь не слепой!
Откровенный был человек Илларион Сдобнов! И, как было известно уже Ковалеву, сам не гордый. Посмотрел — рядом красивая, нервная институтка Таня, с красным крестиком на косынке, немедленно пригласил к себе — горчичник поставить от простуды. А для нее как раз другой возможности не улыбалось: эта, младшая сестренка, Надька, сказала будто ей прямо при бойцах: «Увижу близко от Миронова — убью!» От такой опасности, ясное дело, к покладистому начальнику штаба сбежишь!..
Смотрел комиссар Ковалев на Иллариона, на его крепкую, заматеревшую в сорок пять лет шею, усмехался. Вообще-то в регулярных частях Рабоче-Крестьянской Красной Армии вроде начиналась исподволь борьба с этими походными женами, но успехов пока, в этом не наблюдалось. Что уж о дивизионном начальстве говорить, когда всякий эскадронный командир считал неотъемлемым правом держать в двуколке собственную законную жену и даже часть скарба! Да и не беспокоило особо комиссара это обстоятельство, другое удивляло и настораживало. Строго посмотрел на Иллариона, даже крякнул с досады:
—
— Не забыли, Виктор Семенович, но моменты такие возникают, что не удержишь, — сказал Сдобнов.
— Что за глупости, что за партизанщина? Я, как политический руководитель, с сегодняшнего дня запрещаю лично вам и начдиву ходить в сабельные атаки! Только в исключительных случаях, в самых крайних! Блинову тоже особо не лезть на рожон. Гибнут в мелких атаках, ничего не меняющих в общей стратегии, лучшие люди! А эти люди — знамя для всего трудового казачества! Не так давно погиб Макар Герасимович Филатов... Ему цены не было, за ним все верхнехоперцы в атаку шли!
— Отсюда и вывод: лучше никуда не отправлять Надежду, — сказал Сдобнов. — Пусть за ним как тень... На нее можно положиться.
Этот первый «политический разговор» комиссара с начальником штаба был неожиданно прерван. Вмешалась повседневность, тактика и стратегия этой войны. К Сдобнову ворвались начдив и с ним начальник оперативного отдела Степанятов. Миронов был раскален, как после горячей схватки.
— Ну, что я говорил!!. — выпалил он от порога весьма, впрочем, довольным, даже торжествующим голосом. И устало развалился на стуле, облокотясь на круглый стол. — Все как по писаному, стоило только передержать немного приказ!
И тут Ковалев припомнил давний разговор и последующие события.
Четыре дня назад штаб армии наконец-то откликнулся на инициативу штадива относительно взятии станицы Преображенской. Но наряду с подтверждением этого плана Всеволодов распорядился взять «лихим налетом» и ближайшую железнодорожную станцию Филоново, на которой сосредоточились немалые силы генерала Саватеева. Чуть ли не вдвое больше, чем в дивизии Миронова!
Начдив, как и в первый раз, не стал спорить, только спросил, какой срок отводится на подготовку операции.
— Неделя, — сказал Сдобнов.
— Вот и хорошо. Готовьте, — сказал Миронов. — Надо только проверить, какие меры предпримет в ближайшие дни штаб Саватеева...
И вот поступили сведения: у белых уже стало известно о предстоящем налете Миронова на станцию, с точной датой — на 10 декабря. Между тем в дивизии никто, кроме Миронова, Сдобнова и Степанятова, не знал о новом приказе!
Ковалев выслушал все это и заскрипел зубами.
Борьба за Советы с самого начала приняла такие немыслимые формы, такие подводные камни стали вдруг попадаться на пути революции, о которых загодя никто бы и предполагать не мог. В данном случае где-то уже шла речь, несомненно, о полном уничтожении мироновской дивизии в ближайшие дни!
— Ну, и что решили делать? — поинтересовался Ковалев.
Еще ничего страшного но произошло, еще дивизия существовала в добром здравии и командиры весело переговаривались, им даже нравилось что-то во всей этой непростой обстановке.
Миронов медленно остывал, пережив минуты ярости и возмущения.
— Вообще-то все складывается даже к лучшему... — размышлял он вслух. — Наши связисты целые сутки фиксировали чужие телеграфные и телефонные переговоры, знаем мы, что у Саватеева и пьяных много на станции... Пускай он ждет нас 10 декабря, мы-то ударим раньше! А плохо то, что Киквидзе не собирается нас поддерживать, хотя штарм обязал и его наступать одновременно.