Красные дни. Роман-хроника в 2-х книгах. Книга первая
Шрифт:
— Остальные ликвидированы, товарищ нарком, а эти выбрались на окружную, в том и трудность. Чуть чего, тикают от города в степь, на Воропоново и Гумрак. В том, говорю, и беда. Принимаем меры... Желательно бы взять их без большой крови, готовим лазутчика.
— Да? — поинтересовался Сталин.
— В домзаке сидит один ихний главарь, с ним Чека хочет договориться, чтобы расколол... Одесский налетчик Мацепуро, из партии анархистов. Каторжник, одним словом...
— Да? Почему не расстрелян до сих пор?
— Он утверждает, что принимал
Сталин прошелся по салон-вагону, раскурил короткую трубочку-носогрейку и, вынув мундштук трубки изо рта, огладил усы. Произнес негромко, как бы советуясь с бледным от бессонницы комендантом:
— А зачем, собственно, загружать товарища Панина из Чека такой мелочью, как ограбление Азовского банка при царе Николае Кровавом? Это все — «азовские вести»... Попрошу пас, приведите этого негодяя ко мне. Это совсем мелкий вопрос.
— Слушаюсь! — сказал комендант.
Телефон работал исправно — через полчаса арестант внутреннего домзака Мацепуро, непроспавшийся и злой, уже поднимался по железным ступеням в салон-вагон, стоявший на запасных путях. Из случайных разговоров конвоя с тюремной стражей Мацепуро знал, что его желает допросить нарком Сталин, но ни должность, ни фамилия ему ровным счетом ничего не говорили. Комиссаров в белых воротничках и докторских пенсне, боявшихся замарать руки в живом деле, Мацепуро презирал, зато он соображал своим хмурым рассудком, что чем-то заинтересовал здешних высоких начальников, а значит, судьба клюнула вновь на его хитрый крючок... Он был голоден, зол и неукротимо хотел громкой беседы с этим очередным наркомом.
Его провели через тамбур и придержали в салоне у самой двери. Мацепуро огляделся при ярком свете и посочувствовал неустроенной жизни наркома, шинельному одеялу на узкой угловой койке... Нарком в это время выбивал трубку о край тяжелой бронзовой пепельницы, отвернувшись к дальнему столику. Потом он медленно обернулся и, сутулясь, тихо и неслышно сделал несколько мягких шагов навстречу...
И вдруг что-то случилось с неустрашимым анархистом, завсегдатаем пересылок и каторг, знавшим Вилюй и Нарым. Руки стали как бы бессильнее и длиннее, опустились вдоль тела, он побледнел и внутренне обмяк. Перед ним стоял Джугашвили с Нарыма, с которым там считались самые именитые люди и с которым шутить ни в коем случае не рекомендовалось...
Сталин между тем остановился на полпути и пристально посмотрел на анархиста, ничем особо не выдающегося, в рыжеватых пошлых кудряшках, с низким, скошенным лбом, мордатого, но безвольного, из которого можно лепить какую угодно фигуру, если у вас твердые пальцы и есть воображение.
Сталин сделал еще два мягких, пружинящих шага, подошел почти вплотную и повел правой рукой, поддев острым концом трубки мягкий подбородок... Обсосанный пахучий мундштук не коснулся подбородка, по Мацепуро чувствовал некий магнетизм его действий. И в эту минуту
— Джу-гаш-вили?.. — озадаченно прошептал анархист.
— Га-ва-рят, ти бил в нарымской ссылке, гражданин Ма-ци-пура? — с сильным акцентом, небрежно и как бы не интересуясь ответом, спросил Сталин.
— Был... Знаю нарымских! — выдохнул Мацепуро.
— Ти врешь, — сказал Сталин, сжимая в сильных, коротких пальцах головку дымящей трубки. — Пачиму я нэ помню тебя в лицо?
Мацепуро был в Нарыме и знал, что терять доверие Джугашвили — это значит терять все. Нынче же это могло означать расстрел.
— Я был там, был! — вскричал он.
— Значит, ти бил мелкой шестеркой, валетом и зинкой, что не заслуживал внимания? Тогда па-чи-му ти гуляешь на Малдаванке, как именитый чал-век?.. И еще ти бил, как мне сказали, при экспро-приации Азовского банка? Это верно?
— Был! Точно, как на духу! — севшим от страха голосом прохрипел одессит.
— Да. Какой пароль бил у вас?
Мацепуро, грабивший Азовский банк, забыл тем не менее пароль за давностью лет и замялся. Сталин посмотрел на него с недоумением и вздохнул:
— Что же мне прикажешь делать, Маципура, с такой сволочью?
Он как бы советовался и сочувствовал оплошавшему анархисту. Мацепуро вскричал в совершенной панике:
— Этот армянин у нас всем руководил!.. Тэр... Ну да, Тэр-Петросян! Был у нас!
— Камо... — подтвердил Сталин и кивнул. — Хорошо... Это совсем другое дело, Маципура,. — Отошел на шаг и еще добавил, косясь через огонек спички на прикуре: — Это хорошо. Но сейчас надо взять почти голыми руками этого негодяя Петренко... Он применяет артиллерию и мешает спокойно работать. У него бронепоезд и часть золота...
Мацепуро понял, что ему поверили, и отчасти успокоился.
— Он, Петренко, дошлый! Может мне не поверить!..
— А кто работал на доверии? Ти бежишь из тюрьмы не один, а всей шайкой. С телохранителями. Это все будет обдумано. На второй-третий день можно устроить на бронепоезде Петренко банкет по случаю вашего освобождения. Важно сиять посты, замки орудий, остальное тебя не касается... Можно пить вино и говорить тосты, но Петренко обнять так, чтобы не ворохнулся. Это все посильно в твоем положении. Золото народное, его надо в-вэрнуть народу, Маципура.
— А и? После? — совсем осмелел одессит, — Я что буду с этого иметь?
— Жить будэшь, — сказал Сталин небрежно. И мягко отошел к столу, давим понять, что разговор окончен и следует выполнять приказ.
— Баз крови, — напомнил он, когда конвой выводил Мацепуро из салона. — Бэз крови, но золото вернуть на место. Оно — народное.
Немедленно был вызван комендант.
— Кто может заняться подготовкой насчет Петренко? — спросил Сталин. — Во время большой пьянки с этим Маципурой... надо их брать, блокировать в поезде. Так? Не загружая этим Чека: у них много работы. Есть такая команда у вас?