Красные финны
Шрифт:
— Сказано тебе — нету казаков! Под подолом не держим. Аль показать тебе надо?
— Благодарствую! Нужды в этом нет.
— Не хочешь? А, может, я как раз тебе показать хочу. На, погляди! — И, нагибаясь, поднимает юбку.
Попов прибежал. Он помощником по политчасти был, и уже весь поселок облазил:
— Ты тут что-нибудь понимаешь? Казаков увели…
Пока я только одного Попова понимал. Ему политдонесение послать надо, и потому в нем такая резвость родилась.
— Повремени малость! Охрана выставлена, оборона организована и нашли коням укрытие от пуль.
Сели мы с ним у мерцающей коптилки. Сидим и курим. Ничего не пишем. Я на свой палец смотрю и Попову его показываю. Попов головой мотает. Значит, с пальца высасывать не хочет. На потолок потом показываю и на палец тоже. Он опять головой мотает. Значит, и комбинированно, с потолка и пальца, тоже не хочет. И я не хочу и не могу. Конечно, Попов лицо ответственное, но, на худой конец, он может ссылаться на мои ошибки. Мне ссылаться не на кого. Обстановку изучать надо, а она как старая высохшая коза. Ничего не выдоишь!
Но вот первое донесение от разведки из поселка Талакан. И там казаков дома не оказалось. Приехала туда мятежная группа, со взвод примерно, из Усть-Берни и Алашери. Подняли казаков по тревоге и увели. Несколько местных жителей встретили эту группу на конях, с винтовками и шашками. Видно, все сговорено было заранее. Насилий не было, колхоз не разгромлен и семенной фонд в сохранности.
Маловато этих сведений, и мы анализируем то, что знаем.
Выступили казаки четырех поселков: Ассимуни, Талакана, Алашери и Усть-Берни. Строевых казаков в них от силы полтораста. Добавим еще пару десятков стариков и подростков и, допустим, десяток главарей из Китая. Может быть, еще беглых столько же. Всего никак не более двухсот человек.
Политические лозунги либо не выставлены, либо нам выявить их пока не удалось.
Вооружение достаточное. Винтовки у казаков остались еще от времен Дальневосточной республики, а патроны по семь копеек за штуку «Охотсоюз» доставлял в неограниченном количестве в любой поселок. Гранат тоже много. Хранились они в тайниках и доставлялись из Китая, как и, возможно, ручные пулеметы.
Лошади хорошие, в теле и выносливы.
Казаки — охотники, и тайгу знают до больших глубин, измеряемых сотнями километров.
Возникали недоуменные вопросы. Почему не было насилий? Почему не разгромлены колхозы?
Прямого ответа на эти вопросы мы не имели и пришли к выводу, что до нападения на Ильинский пост истреблять актив и громить колхозы мятежники боялись. Как бы мы об этом не узнали! Отложили на более позднее время.
Но нам ничего не известно, что произошло с ватагой после неудачи в Илье.
На Ильинский пограничный пост напали, по-видимому, вследствие ряда причин. Чтобы связать всех в банде страхом наказания за общее злодеяние. Успешным налетом на пограничный пост поднять «боевой дух» тех, которые колебались. Знали они, что в Илье малочисленный временный пост, но его разгром можно бы выдать за разгром целой заставы, и это свидетельствовало бы о большом размахе повстанчества.
После неудачи
— Значит…
— Нельзя давать им покоя. Надо…
— Ну и голова у тебя, дорогой! Только не по чину досталась. Я тоже именно об этом думал, товарищ Попов. Самое бесчеловечное сейчас — половинчатость и медлительность. Будем неотступно преследовать до последнего издыхания. Ни минуты покоя. Но и этого мало. Давай попробуем и слово. Напишем воззвание к казакам, в тайге налепим их и всюду на стенах общественных зданий!
Попов согласился, и мы сочинили примерно такое обращение:
Кто вам говорил, что вы против Советской власти? Вранье это и чепуха. Какие же вы враги трудового народа? Ошиблись вы, и за эту ошибку мы вас наказывать не будем. И за Илью не накажем. Ничего у вас там не вышло, и мы потерь не имели. Вернитесь домой! Пахать и сеять пора. Коней сдавайте, где брали, и оружие нам сдавайте! Беритесь за посевные работы. Никакого наказания вам не будет.
Людей только не обижайте и не троньте общественного добра!
Вернитесь домой, казаки! Побаловались и будет!
Обсудили с Поповым наше творение и крупно подписали. Знай наших!
Я настолько гордился этим нашим обращением, что копию его приложил к боевому донесению. Через несколько дней получил новый боевой приказ и оценку моих боевых действий. Вообще-то все одобрили, но я был немало удивлен, узнав, что правом наказывать или амнистировать я вовсе не наделен. Оказывается, такое право принадлежит только самой что ни есть верховной власти. Особенно не ругали, больше добродушно ухмылялись…
— Попов! Ты это читал?
— Специально послали. Не поленились… А что им еще с нами, болванами, делать!
Хорошо мне с Поповым. Толковый человек и деловой! На вид только тихоня.
Напав на след ватаги, начали яростное преследование. Издали щекотали нервы пулеметами и при малейшей возможности бросались на рубку. Мятежники боя не принимали и, меняя лошадей, уходили в глубь тайги. Заводные кони у них были, и в этом их преимущество. Хотя наши кони лучше казачьих, но они выбивались из сил. Потников сушить некогда было, и появились потертости.
Попов предлагал дневку. Иначе коней погубим.
— Нет! Никакой дневки. Упустим — где потом найдем? Помет смотрел? Овсом уже не кормят!
— Вымотают, чтоб потом напасть…
— Нет, не до нападения им. Неудача в Илье и потеря командира выбили их из колеи. Банда какого-то выхода ищет или чего-то ждет. Что она может ждать? Либо прибытия больших новых сил, либо примирения с нами. На новые силы у них уверенности нет, но на примирение надеются. Потому они и избегают столкновения с нами, избегают появляться в населенных пунктах, и за десяток дней уже не было ни одного акта насилия…