Красные камзолы. Капрал Серов: год 1757
Шрифт:
– Вольно! – и уже спокойным голосом: – Садитесь, чего вскочили-то.
Успокаивающе машу рукой рожинцам – не тянитесь, мол.
Парни переглянулись с каким-то недоумением, и я поясняю:
– Вот примерно так это и работает, братцы. Муштра меняет человека. Вспомни, сколько времени мы потратили на экзерциции в прошлом году? А это у нас еще очень гуманный полк, от нас солдатики не бегают.
О, вроде поняли. Загалдели все сразу:
– Ну да, считай, только этим и занимались! Особенно в Луге!
– Я думал, пятки до колен стопчу на всех этих поворотах да перестроениях!
– А этот вот «выпад» помнишь? А потом еще «замри»?
– Шутить изволите, господин капрал, – ворчит один из рожинских возниц.
Поворачиваю голову, смотрю на него пристально, подражая ундер-офицеру Фомину. Возница утыкается глазами в стол. Это он правильно. Разглядывать остатки ячневой каши в миске – оно полезно. Развивает внимательность, оказывает успокаивающий эффект, а в данный момент еще и бережет от сотрясения мозга.
Рожин с сомнением качает головой и говорит мне через стол:
– Не, так не получится. Нешто каждого встречного будешь заставлять во фрунт тянуться?
Это он просто так сказал или защищает своего слегка оборзевшего подчиненного?
Поворачиваюсь к нему и немножко с вызовом говорю:
– А что ты предлагаешь?
Тот вскидывает ладони. Мол, ничего такого, Жора.
– Дело твое, конечно. Хочешь отличиться – я ж разве против? Да и фокус хороший показал. Только все равно так ты беглых не найдешь.
– Это почему же? Что, для беглых сейчас тоже не время, что ли?
– Ну почему. Армия, считай, уже две недели как потихоньку тянется от Дерпта в сторону Ковно. Если кто из молодых задумал бежать – то примерно сейчас они и побегут. Только вот – куда они побегут-то?
Пожимаю плечами:
– Ясно куда. Домой к себе, куда же еще?
– Э, нет, Жора. Домой им путь заказан. Они уже из крестьянского сословия выписаны, община им пашню не выделит. И в город тоже не пойдут. Ты это верно заметил, муштра издалека в человеке видна. Так что в городе его любой гарнизонный солдат враз определит как служивого.
– И куда они пойдут?
Рожин растянул толстые губы в ухмылке:
– В монастыри они пойдут, Жора. Грехи замаливать. Опять же, кто в монастырские земли попал – того уже светские власти, считай, никак не достанут.
Хм… То есть, получается, бумага о том, что беглые солдаты подлежат отправке в ландмилицию – это не столько указание, сколько легализация существующего порядка вещей? Надо будет подумать на эту тему.
– Ну ладно. Значит, для поиска беглых солдат будем с батюшками разговаривать. Вот прямо завтра и начнем.
Ладно, совещание можно считать удачным. Отправил ребят перед сном поболтать с местными о всякой всячине, а сам достал бумагу, карандаш и пухлую пачку своих заметок. Аккуратно поправил веревочный фитиль на масляном светильнике, чтобы хватало света, и начал приводить записи в порядок.
Год назад, когда я был еще рекрутом и ундер-офицер Фомин вел нашу команду из Кексгольма в Лугу, я все удивлялся, чего это там Фомин каждый вечер пишет. Вроде бы ундер-офицер – не такая уж и высокая должность, а поди ж ты – каждый вечер он сидел и вдумчиво работал с бумагами. А теперь вот у моих бойцов свободное время, а я точно так же сижу и оформляю дневные заметки на скорую руку в нечто более осмысленное и понятное. Потому что дорога пряма или где кривизна есть – все то аккуратно записывать.
Глава 5
Кони месили копытами пушистый снег. Лес раздался далеко в стороны, давая разгуляться ветру. День был ясный, солнце отражалось от снега и слепило глаза. Будто мало мне ветра в лицо.
Я закутался поглубже в тулуп, набросил на ноги одеяло и дал себе небольшую передышку. Откровенно говоря, устал делать пометки о дороге. И так уже чертову уйму бумаги исписал. И что-то как-то мне совсем не хочется в разведчики. Лучше уж куда-нибудь в середину колонны и ни о чем не думать. Топай себе и топай, не забивай лишним голову. Ну отлично же, да?
Или вон тот же Рожин. Устроил себе на санях лежанку из мешков и одеял, подложил под толстую щеку рукавицу и спокойно спит. Может, и мне так же сделать? Дорогу возница знает, ехать осталось недалеко. А тут как в поезде. Мягко, тепло, укачивает и конские копыта такие – тудух-тудух, тудух-тудух…
Сердце вдруг забилось чаще. Я распахнул глаза, резко выпрямился и крикнул вознице:
– Ну-ка придержи!
Быстро окинул взглядом наш небольшой караван. Да не, вроде все нормально. Саней – три штуки. Возниц – тоже три. Каптенармус – вот он лежит. Моих солдат тоже комплект, все шестеро в наличии. Не филонят, старательно крутят головами во все стороны на всякий случай. На дороге пусто. Разве что… вон там какой-то одинокий всадник удаляется по дороге. Весь такой суровый, конь черный, сам в черном… Да не, это так кажется. Солнце в глаза, снег бликует, на этом фоне любой силуэт – темное пятно.
Спрашиваю чернявого Никиту:
– Это кто проехал? Я что-то слегка задремал, не обратил внимания.
Никита шмыгнул замерзшим носом и ответил:
– Да вроде дворянин какой-то. Одет солидно, но не военный. Выбрит чисто, усы такие пижонские. Черные, без седины. Инея на усах нет, наверное, смазал ихней дворянской помадой для волос.
Я удивился:
– Это ты все с одного беглого взгляда запомнил?
Никита вдруг покраснел.
– Да не. Он вон оттуда ехал, с той своротки. И когда вот сюдой подъехал – что-то на наши сани уставился. Ну и я на него в ответ. Ну так… выставился, в общем. Мол, чё смотришь? Думал, скажет чего, а он со мной в гляделки поиграл и дальше поехал. – Никита выпрямился, запустил руку в отворот тулупа, поправил шейный платок и официальным тоном заявил: – Виноват, господин капрал. Надо было тебя разбудить. Спросил бы его… ну, как всяких других по дороге спрашивали.
– Поясни.
Сбоку прокашлялся Рожин, растирая заспанное лицо:
– Прав твой солдат, Жора. Глянь. Он же один едет. Ни слуги, ни заводной лошади, ни спутника какого. Нельзя так в зиму ездить. Дорога есть дорога, мало ли что.
– Думаешь, это злодей?
Рожин расхохотался в голос.
– Ага! Злой разбойник! Упустил ты свой подвиг, Жора! Иди, догоняй быстрее!
Я не поддержал шутку:
– А если без этих твоих подначек?
Рожин осклабился, обнажив свои желтые от курева зубы: