Красные камзолы. Капрал Серов: год 1757
Шрифт:
Стянул с рук перчатки, сел. Пиала приятно согрела руки.
Любят они с Фоминым вот так вот. Вызвать и молчать некоторое время. То ли для солидности, то ли у них мысли медленно прогружаются. По доброй традиции перед тем, как дать мне задание, ради которого они меня и вызвали, сначала за что-нибудь сделают нагоняй, к гадалке не ходи.
И точно. Нироннен кивнул Фомину, и тот начал:
– А скажи-ка нам, капрал Серов! Что у тебя там с солдатом случилось, что он в лазарет попал?
– С лестницы упал, – ответил я не моргнув глазом.
– Ага,
– Точно так, господин ундер-офицер. С лестницы. Фомин посмотрел на Нироннена и хмыкнул:
– А что у него отметина такая на щеке, будто его укусил кто?
Я пожал плечами:
– Случайность. Так-то он когда падал – умудрился лицом по перилам прокатиться, вот заноз и нахватался. Выковыривали потом весь вечер. Крыльцо какой-то криворукий плотник сколачивал. Велел ошкурить, чтоб гладенько было.
– Вот как, значит. Занозы. И так ровненько, полукругом… Ну ладно, допустим. И долго еще у тебя солдаты будут с лестницы падать?
– Не могу знать. Приказал лед весь отбить, крыльцо и прилегающие к квартирам дорожки посыпать песком. Но зима длинная, мало ли что еще приключиться может. Вот если бы интендантские службы поскорее кафтаны моим новичкам построили, то я бы мог экзерцировать сразу обоими дюжинами. Тогда и навыка хождения по скользкому у солдат станет больше. Глядишь – и падать перестанут.
Поручик Нироннен улыбнулся своими тонкими губами и хлопнул ладонью по столу.
– С солдатом вроде разобрались. Так, Александр Степанович? – Фомин усмехнулся и согласно кивнул. Нироннен продолжил: – Теперь к делу. Ты солдата Кривича когда с излечения собрался забирать?
Я развел руками:
– Ерему-то? Так говорят, он уже поправился. Можно хоть сейчас. Я уже поднимал этот вопрос. Вон, у Александра Степановича спросите. Мы на посиделках, там, у этого каличного обсуждали, как это вообще принято делать.
Нироннен кивнул и продолжил:
– Понятно. Смотри, какая ситуация складывается, Жора. Ты у нас парень простодушный, потому я тебе прямо скажу, как есть, без всяких там этих. В общем, Архипом и его «обсчеством» сейчас сильно недовольны. Денег они собрали сумму немалую, а отдачи с того – шиш да маленько. По традиции, знаешь ли, «обсчество» собирает деньги как раз для того, чтобы ухаживать за ранеными и увечными солдатами. Во время войны, к примеру, так было и у нас там, и здесь тоже. А тут сейчас что? – Нироннен недовольно поморщился. – Люди Архипа говорят – мол, раз господин майор Стродс солдата Кривича на лечение в Печорский монастырь определил – пусть он с этим и разбирается. Мы, мол, тут ни при чем. Или вот твой этот солдат. Там ему лекарь мазь назначил от вывихов. Говорит, плечо помазать недельку и будет здоров. Так Архиповы молодцы отвечают: это, мол, не боевое какое ранение, в бою во славу государыни полученное, а обыденное. Потому, мол, пусть мазь покупает артель этого солдата.
Я удивленно вскинул брови. Не сказать, что я был действительно удивлен. К Архипу у меня с первой встречи было некоторое предубеждение. Уж очень такие замашки у мужика… цыганские, что ли? Обозначаю свою позицию вслух:
– Нормально так мужики коммерцией занялись! А не жирно им будет, Мартин Карлович? У нас в полку четыре сотни сироток раздетых, а эти… Небось, перед самым выступлением полка спишется по увечью и исчезнет со всей кассой. Может, он уже с дружком-то своим договорился кабачок открыть или еще что!
Фомин поморщился. Нироннен бросил на него взгляд, повернулся снова ко мне и продолжил:
– Ну, такими-то словами ты попусту не бросайся! Это пока еще только твои предположения. Но то, что «обсчество» в эту зимовку занимается мироедством, а не помощью – это не один я заметил, знаешь ли. Так вот слушай дальше. Полковнику нашему, Вильгельму Францевичу, вчера знакомец твой, Петр Петрович Черкасский, сообщил список людей, которых бы желал произвести в офицеры. А Генрих Филиппович Стродс, квартирмейстер наш, уведомил, кого на освободившиеся места «обсчество» хочет видеть ундер-офицерами. Полковник уже тогда был на взводе, а от заявления Генриха Филипповича и вовсе взорвался.
– Генрих Филиппович так-то большой дипломат, – удивился я. – И чтобы он вот так запросто сказал полковнику, что какой-то солдат уже решил, кому в его полку быть капралом?
– Верно мыслишь, Жора. Мне тоже думается, что господин секунд-майор не случайно использовал подобные грубые оговорки. Я так думаю, что наш квартирмейстер решил под шумок реформации полка всю эту солдатскую вольницу за мошну потрясти. А то и вовсе под свою руку принять.
Пожимаю плечами:
– Не очень понимаю, при чем здесь я.
– Да так-то ни при чем. Просто в курс дела ввожу, что да как, – Мартин Карлович посмотрел на меня в упор своими синими глазами: – Возьмешь шестак солдат и сегодня же выдвинешься в Печоры, сопровождать нашего ротного каптенармуса. Он там с монастырскими расторгуется кое-чем, а ты нашего солдата, Кривича, с собой заберешь. Ну и заодно посмотри, может, беглых солдат по деревням где поймаешь. Приказ вышел, ежели беглый солдат попадется – то сдавать такого на гарнизонную службу. А взамен нам с гарнизонов обещают перевести других, один за одного. Лучших солдат обещают. Ну это уж как водится.
– А много их, беглых-то?
Нироннен пожимает плечами. Вместо него отвечает Фомин:
– На удивление мало, Жора. В иные зимы и поболее бывало. А так – у нас в полку вообще ни одного. В Лифляндии, говорят, со всей армии около сотни недосчитались. Да и то неясно, беглые ли или просто фуражные команды в зимнем лесу сгинули. Разве что Киевский кирасирский… Но про них пока только слухи всякие и ничего толком.
Нироннен встал из-за стола, парой движений отряхнул штаны, взял со стола свернутую в рулончик цыдульку и протянул мне: