Красные курганы
Шрифт:
А если бы Минька мог услышать их бессвязный лепет, то разочаровался бы еще больше.
– Ты?
– Я.
– Пришел?
– Да.
– Зачем?
– За тобой.
Юный изобретатель еще больше бы
– А долг княжой?
– Он в том, чтоб быть со мной.
– Я ведь уже монахиня.
И вновь со стороны Константина не было никаких уверток. Он только удивленно спросил:
– Ну и что?
И правда, ну и что? Но Ростислава еще пролепетала, с трудом держась на подкашивающихся ногах:
– А обет богу?
– Он простит.
– Простит ли? – спросила она, хотя внутренне уже понимала, да какая ей разница, но еще произнесла умоляюще: – Грех ведь.
А в ответ убедительное:
– Наоборот. Бог есть любовь. Противясь любви, ты противишься богу.
Это потом он удивлялся сам себе – откуда что бралось, откуда появлялись самые нужные, самые правильные слова, а сейчас он просто говорил их, совершенно не задумываясь. Сам ли? А может,
– Ты правду говоришь?
– Разве я могу тебя обмануть?
И тут обжигающая, неукротимая в своем неистовом натиске волна любви, да что волна – девятый вал – смыла, разметала в стороны все вопросы, и остались только одни ответы на них и два человека – одни посреди клокочущей стихии, противиться которой никому не под силу. Да они и не пытались…
А потом влюбленные медленно, ни на миг не отрывая друг от друга счастливых глаз, пошла к выходу, и спустя несколько минут унылый монастырский сад почти опустел. Почти, потому что у распахнутой настежь калитки еще продолжала стоять сестра Ефросинья.
Она неотрывно, до боли в глазах смотрела на удаляющуюся пару, бредущую по тихой, узенькой новгородской улочке. Ее сухие тонкие пальцы плавно и безостановочно чертили в воздухе крест за крестом, а губы почти беззвучно шептали:
– Благослови вас бог. Будьте счастливы… за меня и… за всех нас.
И струйки усилившегося дождя, падая на ее строгое светлое лицо, моментально смешивались с солеными слезами и стекали по щекам, грустно капая на темную монашескую рясу.