Красные нити
Шрифт:
— Извините… Позвольте, пожалуйста… — я старательно обошла шумную компанию парней и девушек.
И тут я увидела его. На миг я замерла, он поднял взгляд и у меня вздрогнуло сердце.
В следующий миг я сорвалась с места и бросилась к нему. Мирон, сжимая в руках букет цветов ретиво рванул мне навстречу. Расстояние между нами сокращалось, мы не замечали ничего вокруг, мы мчались друг к другу, мои глаза смотрели в его. И больше для нас не существовало ничего.
До почти добежала до него, я почти поймала его руку, но в этот миг с криком
Я с готовностью прильнула к нему, закинула руки на его шею, и мы утонули в долгом ненасытном, наполненным неутолимыми взаимными чувствами, поцелуе. Я чувствовала вкус губ Мирона, и позволяла себе тонуть, падать и растворяться в нём. Я блаженно млела и горела, прижимаясь к нему и губами целуя его настойчивые требовательные губы.
— Молодёжь, вы бы хоть поднялись на ноги что ли… что вы тут расселись… — проворчал какой-то прохожий.
Я, нехотя, отстранилась от губ Мирона и огляделась. Оказывается, Мирон стоял на колене, а я повисла у него на руках. Господи, как какой конфуз! Ещё все так смотрят…
Мирон помог мне подняться, взял за руку, и мы отошли в сторону.
— Принцесса… — выдохнул он трепетно и тепло, счастливо улыбнулся. — Последние несколько дней, я жил только желанием увидеть тебя и…
— Замолчи, пожалуйста, — выдохнула я и снова прильнула к его губам.
Он обнял меня, крепче притянул к себе, и время вокруг снова застыло для нас в мгновения нашего сладкого и сладостного поцелуя.
И пусть это все выглядит и звучит до ужаса банально и восторженно, всё что я сейчас хочу — это, целовать Мирона, чтобы они обнимал меня, чтобы мы просто были вместе. Всё.
А остальное… Остальное подождёт.
СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ
Понедельник, 1 февраля.
Решетка со скрежетом отъехала в сторону, и Стас прошёл по мрачному коридору следственного изолятора.
Он остановился перед комнатой для допроса, и подождал, пока дежурный офицер откроет ему дверь.
Когда Стас вошёл внутрь, он увидел сидящего в комнате мужчину в оранжевой тюремной робе. Тот, неподвижно, опустив голову, глядел на стол и нетерпеливо постукивал пальцами по столешнице.
Стас подошел к столу и положила на него папку с документами по Гольшанских.
— Привет, Орест. Скучал?
Орест Гольшанский, он же Сумеречный Портной, поднял на Стаса взгляд и ухмыльнулся.
— А как же, подполковник, — ядовито прошипел он. — Ещё больше, я жалел, что так и не успел добраться до твоей прелестной дочурки. Куда ты её спрятал, кстати?
Против воли Стаса по его спине скрежетнул мерзкий холодок, при одной только мысли, что это чудовище могло оказаться рядом с Алиной.
— А я уж начинал верить, что эти даты… совпадающие с именинами моей дочери, просто совпадение.
— О, нет, — с фальшивым сожалением покачал головой Орест. — Конечно, нет… Я собирался убить её. А то, что я выбирал девочек, с таким же днем рождения, как у твоей дочери, должно было хорошенько напугать тебя, измотать, заставить тебя бояться, и просыпаться в поту по ночам…
Он мечтательно улыбнулся, глядя на Стаса.
— И вот тогда бы, я пришёл за ней… Это случилось бы в один из тех дней, когда ты меньше всего бы этого ждал… Какой-нибудь день, когда вы все были достаточно счастливы, чтобы испытать боль… Я хотел, чтобы это был один из самых счастливых дней, для твоей дочери Корнилов. Мне было бы приятнее убивать её, зная, что для неё сегодняшний день начинался, как самый счастливый…
Он злорадно ухмыльнулся и жадно сглотнул, глядя на Стаса.
— Уверяю тебя, что бы пожалел об этом, — холодно ответил Корнилов.
— Да что ты? — язвительно бросил Портной. — Ты бы убил меня? Ха! Как банально! Я не боюсь смерти, Корнилов…
— Знаю, — Стас открыл папку и поднял взгляд на Ореста. — Поэтому я бы отдал твою женушку зекам, например, мигрантам из Юго-Восточной Азии… Как считаешь? Ты бы смог смотреть на то, что они с ней делают?
Ухмылка сползла с лица Ореста.
— Ты этого никогда не сделаешь, подполковник.
— Ты забываешь, что угрожал моей дочери, — каменным голосом проговорил Стас.
И тут Орест побледнел.
— Н-не… не трогай её… не смей… — голос Ореста задрожал. — Хочешь, хоть шкуру с меня сдери, только не трогай Клару!
— Удивительно, — прокомментировал вслух Стас, — первый раз вижу, чтобы такой ублюдок, как ты, любил кого-то больше себя. Зачем ей было это нужно, а? Давай, рассказывай.
Орест вздохнул.
— Ты не поймешь… Ты не видел, что с ней происходило… Она… Она просто ложилась и умирала…
— Она… — Стас прокашлялся. — Она старела при этом? Её волосы седели?
— Что?!мпоморщился Орест. — Нет! Нет, конечно!.. Хотя… Она думала, что стареет и говорила, что ощущая, как её буквально покидают силы… Не знаю, насколько это правда, но её взгляд буквально тускнел, она перестала есть, спать, а через время и говорить… Она оставалась красивой, совершенной, но… как будто почти мёртвой…
Значит, подумал Стас, Ника тогда видела то, как Клара представляла себя в то время, когда ей становилось плохо, когда ей казалось, что она умирает. Кларе, видимо, внушила себе, что она превращается в дряхлую старуху, скорее это происходило у нее в голове, и смешалось с реальностью. Поэтому Ника всё это и увидела тогда.
— Мне было жаль её… Я не знал чем помочь моей жене! — простонал Орест.
— И тогда ты начал убивать, — проговорил Стас.
— Да, — кивнул Орест, — Клара сказала, как это… как это всё должно быть… я сперва отказывался, правда! Клянусь!.. Я не хотел марать руки в таком дерьме, подполковник! У меня были деньги, карьера, и блестящие перспективы!.. Но… я люблю эту женщину больше жизни, а ей… для того, чтобы она жила… ей были нужны эти девочки… Их жизни… Ты бы видел, какой восторг она испытывала после первого раза…