Красные нити
Шрифт:
— Привет, — я слегка оперлась руками на край парты Локтева и Голубева.
Парни подняли взгляды. Локтев не двусмысленно оглядел меня с ног до головы. Этот кадр ни считал нужным скрывать скрывать ни мысли, ни желания.
— Привет, Ника, — осторожно проговорил Толик Голубев.
— Давно не виделись, Толь. — мягко, вежливо, но с издевательским намеком ответила я.
Парни переглянулись.
— Вы, совсем свихнулись? — тихо поинтересовалась я. — В колонию захотелось?
Я посмотрела Локтева, затем перевела взгляд на Голубева.
— Что? Тебя замучила
— Лазовская, — опустив взгляд, проговорил Локтев. — Мы совсем не понимаем, о чем ты вообще говоришь…
— О том, что вы совершили нападение на учителя по геометрии.
Толик Голубев вздрогнул, поднял на меня взгляд, затем посмотрел на друга, и тут же уткнулся в книжку.
— Ника… — явно стараясь совладать с собственным волнением, произнес Гриша Локтев. — Мы даже не знаем, где он живет…
— Гриша, — я наклонилась к нему чуть ниже. — Я узнала твой голос. И его тоже.
Я кивнула на Толика.
Парни снова переглянулись.
— Что вы вообще там с Логиновой забыли?! — вдруг проворчал Толик Голубев.
— И откуда у твоей подруги пушка? — не выдержал Локтев. — Мы в тот раз чуть не обделались…
— Кстати, да.
— Это всё не имеет значения, — качнула я головой. — Важно, что совершили покушение на…
— Да тихо ты! — шикнул на меня Локтев, и испуганно глянул за мою спину. — Ни на кого мы не покушались! Поняла? Мы просто это… припугнуть хотели… Ну, чтобы он это…
— Не борзел, — обиженно проворчал Толик Голубев.
Я с осуждением и печальным сочувствием смотрела на них.
— Ой, Лазовская, давай только без вот этого твоего знаменитого укоряющего взгляда! — развел руками Локтев. — Мы ж ничего ему не сделали!
Я хотела было ответить, что они ничего не успели сделать, потому что наше с Лерой и Лёвой появление им помешало. Но, тут в класс вошла запыхавшаяся Лидия Владиславовна.
Я оглянулась на неё, и поспешила к своему месту.
Не нужно давать учительнице по литературе шанс лишний раз сорваться на мне. Шилова Лидия Владиславовна (у нас классе, да и во всей школе её звали по бандитской кличке, связанной с её фамилией) относилась к тому числу преподавателей, с которыми у меня были натянутые отношения. Мало того, что Лидия Владиславовна плотно дружила с Кобякиным Павлом Валентиновичем, так она до сих пор не может мне простить неуважительного отношения к русским писателям-классикам. А всё из-за того, что я пару раз негативно высказалась об «Анне Карениной» и «Тихом доне».
Я всего лишь высказала свое мнение о романах. Откуда же мне было знать, что это мнение просто обязано было быть исключительно позитивным. А я имела неосторожность крайне не лестно отозваться и об этих книгах, и о других произведениях русской литературы. Плюс ко всему, что вообще сыграло роль масла в костре, я сравнила русскую и французскую классику. Сравнение вышло не в пользу первой.
И что тут начало-ось… За оставшиеся десять минут урока меня заклеймили «польской интервенткой», «русофобкой», и даже вспомнили мне поляков в рядах вермахта. Я ещё, на свою беду, на последнее обвинение ответила упоминанием генерала Власова и печально известных РОНА.
В итоге мне влепили две двойки (две двойки за один урок, Карл!) в дневник, и жирнючую такую двойку (учительница её несколько раз остервенением обвела) в журнале.
— Всем добрый день, — привычным властным голосом произнесла Лидия Владиславовна, поставив свою сумку на наш стол.
— Добрый день, — ленивым и нестройным хором поздоровался наш класс.
Я скосила глаза на пустующее место возле себя.
— «Лера, — мысленно с досадой простонала я. — У нас же сегодня контрольная!..»
Я почти не сомневалась, что моя лучшая подруга об этом забыла, и решила сегодня утречком выспаться за счет парочки первых уроков. Отлично. А отдуваться мне придется за нас двоих. Потому что, большинство учителей почему-то искренне считают, что я могу повлиять на Лерку, и просто не хочу. А если не могу, то, по их мнению, нечего и дружить с «троичницей, прогульщицей и совершенно не управляемой дикаркой».
После звонка Лидия Владиславовна подняла весь класс, и заставила всех отвечать на вопросы относительно «Бедной Лизы». Шилова обожала устраивать такие вот летучки, задавая вопросы наугад разным ученикам. В этот раз пятеро учеников нашего класса схлопотали двойки в дневники.
Когда все сели, Лидия Владиславовна с издевательской торжественностью объявила:
— А теперь, нас порадует своими широкими познаниями в литературе непревзойденный специалист и опытный литературный критик…
Я закрыла глаза, и обреченно опустила голову.
— Лазовская! — со предвкушением произнесла Шилова. — Расскажи-ка нам всем о характере Эраста, и его любви к Лизе…
В общем урок литературы прошел не слишком спокойно, но довольно успешно. Хотя, могло быть и лучше. Контрольную я написала хорошо, но уверена, что Шило, как обычно снизит мне оценку. За Леру, в частности. А также за Льва Толстого, за Чехова, за Шолохова и многих других, «попранных» мною писателей.
Следующим уроком у нас была геометрия. И перемена оказалась слишком короткой, чтобы я успела еще раз переговорить с парнями. И убедить больше не делать таких опасных глупостей. Но я не успела.
Порывистой походкой, глядя вперед исподлобья, в класс буквально ворвался Исидор Игоревич.
Как только он вошел, я ощутила, как мгновенно усилилась пляшущая на сердце тревога. Как чувство опасности медленно, но жестко затянуло узлы на горле, животе и в груди.
Раскрыв тетрадь по геометрии, я украдкой наблюдала за учителем.
Исидор Игоревич сегодня был в черном пиджаке, поверх свитера и горчичного цвета брюках, из-под которых чернели зимние ботинки.
Выглядел Капитонов рассеянным и сбитым с толку.
— Добрый день, — гаркнул он. — Зап-писываем п-пожалуйста… В-векторы и координаты.
Капитонов шумно сглотнул. Я с опаской наблюдала за ним.
Что с ним? Почему он так заикается?
Позади меня раздался шепот и тихое хихиканье. Я обеспокоенное оглянулась. И у меня в раз сдавило сердце.
Лаптев и Голубев глядели на учителя с откровенной насмешкой и пренебрежением.