Красные нити
Шрифт:
– Баба Надя, а Стёпе можно пойти погулять?
– Ох, Гришенька, – поднявшись с земли, бабушка махнула рукой, – да его попробуй уговори! Домосед он у нас ещё тот…
Но меня не нужно уговаривать, я уже бегу. Ноги в сандалях стучат по белым камешкам грунтовой дороги.
– Стой! – кричу ему вслед. Пытаюсь догнать, но куда там. Он, несмотря на лишний вес, летит будто комета, а мои тонкие ноги мне почти не подчиняются. Всё говорю им мысленно: «быстрее, быстрее!», а слушается только сердце. Громко, как трещотка, бьётся о рёбра, до жара в груди.
Паренёк сворачивает с дороги на тропинку, ведущую сначала через кусты малины, потом через лес. Запинается о кочку, раскидывает в стороны руки, пытаясь удержать равновесие. Не падает, только теряет одну шахматную фигурку – она проскальзывает сквозь дырочки взметнувшейся вверх плетёной сумки. Обрадованный, что удалось устоять на ногах, подпрыгивает и прибавляет скорости, а пропажу даже не замечает. Останавливаюсь. Поднимаю фигуру с земли – и уже снова бегу. Надо же вызволять из плена остальные!
Чёрный конь, зажатый в кулаке, словно придаёт мне сил. Открывается второе дыхание, даже боль в боку потихоньку отпускает. Несусь через лес к просвету, там, вдалеке. Ещё несколько прыжков – и мы вынырнули. Почти догнал!
Но тут земля уходит у меня из-под ног. Торможу резко, будто вкопанный, и замираю на месте. Перед глазами разливается, искрясь на солнце, водная гладь. Река! Река, чёрт возьми! Почти такая же, как в моих кошмарах наяву. Как в тех картинках, которые я ни днями, ни ночами не могу забыть! Всё внутри холодеет.
Это сейчас я понимаю, что речушка там мелкая, а тогда она казалась мне бездонным, всепожирающим океаном. Чем-то безжалостным и непобедимым. Самой госпожой Смертью, заглядывающей мне в глаза.
Гришка, сев на корточки, уже приступает к осуществлению своего плана. Опускает на поверхность воды два большущих бумажных корабля, а на их палубы осторожно выставляет мои фигуры. Слева белые, а справа – чёрные. Журчащий поток охотно подхватывает флотилию и несёт прочь от берега.
– Как думаешь, какие выиграют? – смотрит, прищурившись. – Какие заплывут дальше?
Я ему ничего не отвечаю – весь парализован от ужаса. Внутри меня поднимается что-то страшное. Шторм, наводнение, цунами… Глаза застилает солёная вода, её так много, что кажется, будто я уже утонул – ещё стоя на берегу.
Лодка с белыми неровно покачивается, дрожит и слегка кренится вбок. Как в замедленной съёмке вижу будущее: вот она зачёрпывает бортом воду. Становится всё тяжелее и тяжелее. Затопленная, переворачивается. Идёт ко дну вместе с моими пешками, офицерами, ферзём… Не спасётся никто – даже король. Все фигуры перед лицом безжалостной стихии вдруг стали равны.
– Нет!!! – воздух разрезает отчаянный вопль, такой громкий, что сам я чуть не оглох от своего голоса. Смахиваю слёзы и срываюсь с места. Плевать, что я не умею плавать! Я не дам им утонуть!
Падаю в страшную пучину, поднимая вокруг себя брызги. Кораблик с белыми, подхваченный волной, переворачивается. Моё лицо касается поверхности воды, я кричу, обезумев от ужаса, а руки сами собой шарят по дну, и кто-то, будто бы чужой, спокойно считает в голове: раз, два, три, пять, девять, шестнадцать. Все здесь.
– Эй, ладно, ладно, хватит, – рыжий, зайдя в реку почти по пояс, подхватывает кораблик с чёрными – тот уплыл гораздо дальше и ещё держится на плаву. Вытягивает меня из воды за воротник рубашки. – Вот твои шахматы. Видишь? Целые и невредимые. Мы всех спасли.
– Не всех, – я трясусь и ещё долго рыдаю на берегу, весь мокрый. С одежды и растрёпанных волос капает вода. Раскачиваюсь вперёд-назад и зову папу как заведённый.
Какое-то время Гришка просто в непонятках слушает. Потом его вдруг осеняет:
– У тебя папа утонул что ли?
Киваю. И опять слёзы, слёзы, слёзы взахлёб. «Я так никогда не высохну», – мелькает холодная, как северное море, мысль.
Странно, ведь до этого дня я вообще не плакал по отцу. Мог орать от страха, от кошмаров, приходящих в голову без предупреждения, но чтобы вот так плакать – ни разу. Будто бы слёз тоже боялся, как и любой воды. И вдруг что-то треснуло. Сломалась, не выдержав напора, какая-то плотина, и слёзы потекли нескончаемой рекой…
Паренёк стянул с себя цветастую футболку, оголив толстый живот. Принялся вытирать меня ей: лицо, шею, плечи, руки, ноги. Промокнул несколько раз висящие слипшимися сосульками волосы.
– Извини. Я же не знал, – сказал, наконец, опустив глаза. – А отчим есть?
– Угу.
– И у меня. Ненавижу его!..
Я шмыгнул носом и вдруг проговорил ему в ответ:
– Чёрные.
– Что?!
– Чёрные выиграли бы. У них лодка легче на одну фигуру.
Моя рука лезет в карман штанов. Ладонь раскрывается, и я показываю коня, «пойманного» в лесу – всего блестящего от капелек воды. Поняв, что я имею в виду, он весело смеётся. Потом отдышавшись, с улыбкой предлагает:
– А давай ещё раз запустим? Только теперь с моими солдатиками.
Гришка, в общем-то, неплохой парень. Честный, открытый, душевный. Добряк не просто с большим животом, а ещё и с большим сердцем. Но кое-что новое я сегодня для себя уяснил.
С некоторыми мальчиками можно играть во всё на свете… кроме шахмат. Во что угодно, только не в шахматы!
Шахматная коробка с фигурами, привезённая к бабушке в деревню, пылилась в серванте всё оставшееся лето…
Ох уж эта Кира. Посмотрите-ка, какая гордая. Убежала, едва оклемавшись, второпях оставив у меня в кабинете весь свой колдовской инвентарь. И как мне прикажете теперь на этом её алтаре работать? Даже ноутбук нормально не поставишь…