Красные всадники
Шрифт:
Хотя случился в биографии Димитриса один очень необычный эпизод, в корне изменивший всю его жизнь. После посещения одной неприятной планеты много лет назад старик словно застыл в возрасте шестидесяти лет и мог дать фору любому более молодому напарнику. Ему претило ломать комедию перед двумя несчастными мальчишками, разом оставшимися без родителей и с трудом пытающимися свести концы с концами, но иного выхода не было. Старику нужна была информация, и единственным источником был испуганный угрюмый ребенок. Димитрис мастерски изобразил доброго участливого дедушку, и мальчик хоть неохотно, но все же рассказал о том жарком июльском дне, когда был убит его отец и похищена мать.
Димитрис сходил осмотреть место преступления. Сейчас, глубокой осенью, поле было темным, безжизненным, землю уже прихватывали
«Значит, женщину все же похитили», – думал Димитрис, возвращаясь назад на планету Мо в своем современном комфортабельном катере.
И еще у него из головы не шли двое мальчишек, уныло сидящих в пустом родительском доме. Старик пытался уговорить ребят ехать с ним на планету Мо, обещал решить вопрос с учебой и проживанием, но оба категорически отказались покидать родные края. Аграрии с удаленной планеты Тайгета всегда жили особняком и почти никогда не уезжали из родных мест. Димитрису удалось договориться с местным мэром небольшого городка, ближайшего к дому мальчиков, чтобы тот присматривал за ребятами, старшему дал работу и разрешил привозить в магазины свой нехитрый урожай для продажи. Ничего, парни деловые – справятся. Старший уже почти взрослый, скоро женится, в деревнях это быстро происходит. А Димитрис будет за ними приглядывать, он своих подопечных из поля зрения не выпускал. Толстый одышливый мэр городишки прекрасно знал, что неприметный вежливый старичок – серый кардинал всей галактики, обманывать настырного деда не стоит, проблем не оберешься. Он клятвенно пообещал взять под опеку несчастных ребят и помочь им встать на ноги.
Глядя в звездное небо за стеклом иллюминатора, Димитрис опять вернулся к мыслям о загадочном преступлении. Показания мальчика мало что объясняли, тем более ребенок мог многое придумать или приукрасить – в этом возрасте детская фантазия работает на полную, защищает психику ребенка от тяжелых воспоминаний.
Но кто-то все же шарит по деревням и устраивает жестокие казни мужчин, похищает женщин. Димитрис просто обязан разобраться, за кем тянется этот странный кровавый след. Старик нутром чуял опасность, а внутренний голос в таких вещах его никогда не подводил.
Глава 4. Диллис. Планета аграриев
Ночь выдалась слишком темная и какая-то вязкая, как чернильная лужа. Диллис возвращалась домой после работы, дорога пролегала по узким малоосвещенным и безлюдным улочкам. В последнее время все горожане были перепуганы, и лишний раз из дома никто не выходил. Она и сама бы рада сидеть безвылазно в маленькой квартирке на последнем этаже старого дома. Но продуктовая лавка, где Диллис работала продавцом, закрывалась поздно, приходилось каждый день возвращаться одной по темным улицам.
Бабушка умерла полгода назад, и дома теперь можно спокойно отдохнуть после тяжелого рабочего дня.
Старуха была злой и вредной, в былые времена она вообще не хотела знать ни Диллис, ни ее мать. А к старости, когда стала больной и немощной, вдруг вспомнила про внучку – потребовала помощи. К тому времени Диллис осталась одна, мама умерла несколько лет назад от тяжелой болезни.
Девушка не смогла выбросить на улицу беспомощную старуху, а домов престарелых на их планете не строили, пожилых родственников всегда досматривал кто-то из родни.
За короткий промежуток времени бабка умудрилась превратить и так непростую жизнь внучки в полный ад. Пока старуха самостоятельно ползала по квартире на костылях, то постоянно лезла в шкафы и ящики, всех осуждала, всем была недовольна. Диллис удивлялась: как можно так яростно ненавидеть весь мир, ну должны же остаться у человека какие-то привязанности или добрые чувства? Но озлобленная бабка бросалась на всех, как старая больная собака, и больше всех глодала саму Диллис.
Тихо открыв дверь своим ключом и стараясь незаметно попасть в квартиру, девушка с ужасом слышала стук костылей. В коридоре появлялась неопрятная старуха, и начинался очередной грязный скандал. Бабка таскалась за ней, как унылая черная тень с грязными седыми космами, и предметно выедала ей мозг, иногда дико орала, срываясь на визг. Виноваты вокруг были все: соседи, продавщица из молочной лавки, дворник, врач и, естественно, сама Диллис. Все обижали несчастную беспомощную бабушку, все норовили украсть несметные богатства, которые никто в глаза не видел. Если Диллис пыталась что-то объяснить или оправдаться, старуха заводилась еще больше, начинала махать костылем, грозить всем и вся. Как профессиональный упырь, она вытягивала жизнь и последние силы из всех окружающих ее людей, но особенно из любимой внучки.
Диллис с тоской вспоминала тот день, когда согласилась приютить это чудовище у себя дома. Сейчас выставить склочную старуху на улицу уже нельзя, соседи не поймут. Да бабка и не ушла бы просто так – закатила грязный скандал на всю улицу, поволоклась к мэру или местному священнику, взывая к совести. Образ бездушной сволочи, обидевшей несчастную бабулю, прилип бы к Диллис навсегда – городок небольшой, все друг друга знают.
К слову сказать, в церковь бабка никогда не ходила, а ее саму горожане побаивались, обходили стороной. Ее покосившийся старый дом стоял на отшибе и напоминал черную мятую поганку, которая одиноко догнивает в лесу глубокой осенью. На первом этаже притаилась лавка, полностью забитая банками и бутылями с настойками, старыми книгами, сушеными травами и прочей дребеденью. Бабка всю жизнь колдовала – варила какие-то мерзкие зелья, увлекалась заговорами и имела свору постоянных клиентов. Да что говорить, к ней приходило много женщин, некоторые даже приезжали из отдаленных деревень. Почему-то все снадобья склочной старухи помогали страждущим. Кого-то лечили, кому-то приваживали женихов или возвращали неверных мужей, и даже наказывали обидчиков. Диллис физически не могла находиться в мрачном ведьмином логове, быстро забегала в черный дом, хватала бабкины вещи и убегала к себе. А той, как назло, требовались то старая книга, то банка с какой-то дрянью. Диллис подозревала, что в ее отсутствие старая карга продолжает втихую принимать клиентов уже у нее дома, хотя основным условием пребывания бабушки в квартире внучки был полный отказ от всякого колдовства.
Потом старуха слегла и еще год терроризировала Диллис и всех приходящих сиделок, швыряла заботливо приготовленную еду прямо в белую стену, а однажды даже ударила внучку костылем. Сила у парализованной бабки оказалась приличная, спина потом еще долго болела.
Диллис всеми силами оправдывала старушку, постоянно напоминала себе, что та уже выжила из ума и не может себя контролировать. Но все же вздохнула с облегчением, когда бабуля наконец умерла. Умирала старая колдунья долго, сильно мучилась, довела Диллис до нервного срыва и до последней минуты проклинала всех и вся.
После ее смерти девушке показалось, что она попала в рай в собственном доме. Вечерами в квартире было тихо, чисто, никто не орал дурным голосом, не требовал ежеминутного внимания. Можно было просто отдохнуть, выспаться, даже едкая вонь от неопрятного старого человека наконец выветрилась. Вредная бабуля упорно не хотела мыться и не давала стирать свои вещи.
Старый бабкин дом догнивал на окраине города, желающих купить такое сокровище вместе с колдовскими атрибутами не находилось.
Думая о своей чистой уютной квартирке, Диллис прибавила шаг, хотелось скорее принять ванну и почитать перед сном. На улице стало еще темнее, вдалеке качался одинокий тусклый фонарь. Звук шагов по брусчатке отскакивал от мостовой и, как теннисный мячик, отражался от каменных стен узкого переулка, создавая ощущение, что Диллис идет не одна. Когда сзади раздался стук копыт, она не удивилась – в городишке многие держали лошадей, часто приезжали крестьяне из близлежащих деревень продавать или покупать товар. Она посторонилась, прижалась к стене, давая лошади проехать. Но высокий черный скакун остановился прямо рядом с ней, она чувствовала горячее дыхание взмыленного животного, словно то долго скакало во весь опор. Всадник в темно-красном, почти черном плаще пристально смотрел прямо на нее, хотя лица и глаз она не увидела.