Красный блицкриг
Шрифт:
В 16 часов в Кутах состоялось еще одно совещание, на этот раз собрались все. Верховный главнокомандующий доложил президенту Мосцицкому, что военная ситуация безнадежна, никаких сил для обороны «румынского плацдарма» у него не имеется и что правительству придется оставить территорию страны в ближайшие часы. Сигналом к эвакуации должно стать пересечение советскими отрядами линии Днестра. О дальнейших планах Главного штаба пан маршал промолчал. Его никто и не спрашивал. Куда больше участников занимал вопрос, успеют ли они в короткий срок собрать все необходимое для «продолжения борьбы». Начальник канцелярии Станислав Лепковский быстренько набросал обращение к народу, в котором Мосцицкий «с тяжелым сердцем» оный народ уведомлял, что «постановил перенести
В это же время Главный штаб начал передавать в войска общую директиву маршала Рыдз-Смиглы, утвержденную им, как утверждают польские авторы, без ведома занятого упаковкой чемоданов правительства: «Советы вторглись. Приказываю осуществить отход в Румынию и Венгрию кратчайшими путями. С Советами боевых действий не вести, только в случае атаки с их стороны либо попытки разоружения наших частей. Задача для Варшавы и Модлина, которые должны защищаться от немцев, без изменений. Части, к расположению которых подошли Советы, должны вести с ними переговоры с целью выхода гарнизонов в Румынию или Венгрию». Продолжать сопротивление было приказано лишь частям КОП, отступавшим от Збруча к Днестру, и частям, прикрывавшим «румынское предмостье».
Генерал Стахевич, из Коломыи связавшись по телефону со Станиславом, так разъяснял смысл этого уникального документа: «Большевики, как докладывают, нас не атакуют, утверждая, что идут против немцев. В это, конечно, поверить невозможно, однако Верховный главнокомандующий хочет воспользоваться тем обстоятельством, что они не атакуют, и вывести как можно больше войск и боевой техники в Румынию».
Теоретически данный приказ могли выполнить только те польские подразделения, которые находились на юге, в Львовском и Станиславском воеводствах. Как должны были поступить почти 200 тысяч солдат и офицеров севернее? Сражаться дальше? Сдаваться в плен? Кто будет вести «переговоры с Советами»? Для чего спасать боевую технику? Для продолжения борьбы на Западе? Так ведь любому должно быть ясно, что и Венгрия, и освобожденная от союзнических обязательств, а значит, ставшая нейтралом Румыния просто будут обязаны, согласно нормам международного права, польские войска разоружить и интернировать.
Наступление Красной Армии поставило польские вооруженные силы в безвыходное положение. Директива о «непротивлении» окончательно их деморализовала. Дальнейшее сопротивление теряло всякий смысл. Хотя довольно быстро выяснилось, что Советы — не союзники полякам, Советы пришли «взять свое».
Отдав последние распоряжения, генерал Стахевич начал «выводить» к румынской границе Главный штаб. Вечером распространилось известие, что советские танки уже совсем близко. С 20 часов началось бегство. Дорога от Косова до Кут вмиг оказалась плотно забита автомобилями всех марок и типов. В тут ночь по мосту в румынскую Вижницу перебрались 23 000 поляков. Всеобщее изумление вызвало появление на румынском берегу в 2 часа ночи маршала Рыдза-Смиглы и его Главного штаба в полном составе. Все члены правительства отчего-то были уверены, что Верховный главнокомандующий до конца останется с армией.
Однако идея-фикс о своем высоком предназначении мешала Эдварду Рыдзу «примитивно» исполнить свой воинский долг. «Не было для меня более легкого дела, чем найти смерть по пути от Косова до границы, — писал он в декабре 1939 года. — Не было ничего легче, как присоединиться к ближайшему отряду либо самолетом добраться до осажденной Варшавы или группы «Кутно». Однако когда я отбросил мысли о своей особе и подумал о том, кто же будет дальше вести эту войну и защищать польские интересы не только перед неприятелем, но и перед союзниками, то решил не поддаваться личным желаниям, не искать легкого пути — но продолжать борьбудалыпе».
Но кому нужны политики и полководцы, приведшие к катастрофе собственную страну и сбежавшие, как нашкодившие коты? Через мост в Вижницах проследовали в эмиграцию политические
Коммунистическая литература постоянно акцентировала внимание на том аспекте, что «верное своему интернациональному долгу» советское правительство вынуждено было «осуществить дипломатические и военные акции, чтобы защитить население Западной Украины и Западной Белоруссии от фашистского порабощения», по причине и именно «после бегства польского правительства в Румынию», бросившего народ и страну «на произвол судьбы», полагая это веским доводом в оправдание интервенции. Не случайно «История Второй мировой войны», изданная под эгидой четырех институтов, утверждает, что вышеозначенное «бегство» состоялось 16 сентября. А генерал армии С.М. Штеменко, направленный из Академии Генштаба в Киев, сообщает, что ему чуть ли не 13–14 сентября «стало известно, что правительство Польши нашло приют в боярской Румынии».
Хотя прослеживается скорее обратная связь. Польское правительство и военное командование перешли румынскую границу в ночь на 18 сентября. Через двенадцать часов в Коломыю ворвались «бэтушки» 23-й танковой бригады.
Польские послы в Великобритании и Франции 17 сентября уведомили союзные правительства о том, что Советский Союз «предпринял нападение на Польшу… польское правительство заявило протест в Москве и дало указание своему послу потребовать паспорта». Они просили союзников также выразить «решительный протест» и констатировать, что СССР совершил явную агрессию. Однако ни посол Рачиньский, ни посол Лукасевич не могли внятно объяснить собеседникам, считает ли Польша себя находящейся в состоянии войны с Советским Союзом. Если нет, на каком основании альянс должен выражать Москве «решительный протест» и какого рожна правительство оставило страну, не объявив войну?
«Не вижу, какую пользу могла бы принести нам война с Советским Союзом, — высказывал свое мнение из Москвы посол Сидс, — хотя лично я был бы весьма рад уведомить о ней господина Молотова». На заседании британского кабинета было решено, что Англия «подписывалась» защищать Польшу только в случае агрессии со стороны Германии. И в Париже, и в Лондоне единодушно пришли к выводу, что полезней будет ограничиться протестом не слишком «решительным», поддержать поляков морально, но отношений с Советским Союзом не обострять. Польша уже выбыла из числа активных игроков на международной арене, а способствовать укреплению германо-советского союза враждебными действиями невыгодно для Запада.
19 сентября британское правительство заявило, что выражает свое «глубокое несогласие с утверждением, что «польское государство и его правительство фактически перестали существовать», а также приведенными советским правительством доводами в пользу подобного толкования вопроса. Со своей стороны правительство Великобритании признает правительство Польши законной властью и поэтому не может одобрить точку зрения, согласно которой нынешние обстоятельства могли оправдать разрыв советским правительством его договоров с Польшей и вытекающее из этого вторжение советских вооруженных сил на территорию Польши».
Французы также приняли советскую ноту к сведению и 20 сентября дали свой ответ, в котором в частности говорилось: «Вводя свои вооруженные силы на территорию государства, в данное время находящееся в состоянии войны на стороне Франции и без согласии этого государства, советское правительство совершает действия, которые сами по себе трудно согласуются с понятием нейтралитета, который, как декларируется, он хочет сохранить в отношениях с Францией. Учитывая эти два разных факта и желая достоверно убедиться, какие отношения советское правительство хочет сохранить, французское правительство любезно просит объяснить причины, приведшие к решению предпринять действия против Польши, а также характер, размах и продолжительность операции, масштабы которой мы пока не в состоянии оценить».