Красный дождь
Шрифт:
– На плече имеется след, как от укола, – сказал Полтавин, склонившись над телом с лупой в руках. – Возможно, была сделана инъекция. Анализ крови покажет.
Наконец патологоанатомы приступили к аутопсии. Ее было важно провести именно на второй жертве, которую еще не вскрывали, поскольку при аутопсии Симохиной патологоанатом должен был вынуть все органы. Затем он, конечно, поместил их обратно в труп, но уже не в анатомическом порядке, попросту говоря, свалил их в открытое тело. Полтавин же хотел иметь четкое представление о первоначальном виде жертвы.
Бережнов взял скальпель
Ассистент Полтавина приступил к работе. Когда со вскрытием было покончено, он при помощи распорок зафиксировал брюшную полость и грудную клетку в раскрытом виде. Трупы в таком виде напоминали огромные устричные раковины, заполненные кровавым фаршем. Возможно, они могли бы пробудить аппетит у какого-нибудь великана-людоеда, но у обычного человека вызвали бы только тошноту. Впрочем, криминалисты привыкли и не к такому, так что работали спокойно.
Они извлекали из тела органы один за другим и тщательно осматривали. Многие были повреждены. Их надо было разрезать, чтобы изучить срез, оставленный орудием убийства.
– В легких нет воды, – прокомментировал Бережнов. Он поместил орган в стеклянное корытце, чтобы позже исследовать на предмет наличия ядов и отравляющих газов.
Закончив с большинством органов, патологоанатомы приступили к обследованию содержимого желудка, кишечника и мочевого пузыря.
– Я бы сказал, что жертва не принимала пищу по крайней мере в течение суток, – сказал Полтавин, размещая органы в подходящие по размеру емкости. – Необходима проверка на предмет наличия токсинов.
Покончив с внутренними органами, эксперты подступили к голове. Внешний осмотр дал незначительные результаты: синяки отсутствуют, следов хлороформа вокруг рта нет. Кожные и волосяные покровы не повреждены.
Бережнов снова взялся за пилу. С пронзительным визгом диск врезался в кость. Ассистент вел пилу по кругу, затем аккуратно снял верхнюю часть черепа, словно крышку.
Мозг надо было вынуть и нарезать очень тонкими слоями.
– Мозг цел, менингеальные кровоизлияния и экстрадуральные гематомы не обнаружены, – объявил через некоторое время Полтавин.
Осталось определить время смерти. Трупное окоченение наступало через два часа после смерти и достигало апогея через двенадцать, а спустя сутки начинало проходить. Трупные пятна появлялись через три-шесть часов после смерти и исчезали через двое суток. Побеление радужки глаза начиналось спустя шесть часов. Однако все осложнялось тем, что тело несколько часов находилось в воде.
После того как будет покончено с телом Пахомовой, надо будет заняться Симохиной и сравнить почерк убийцы. Полтавин взглянул на часы. К вечеру он обещал управиться, а ведь еще надо делать анализы. Но этим займутся другие члены его команды.
Калитка в ограде морга, где располагалась лаборатория «Серийного отдела», закрывалась только на ночь, так что Самсонов беспрепятственно прошел по асфальтированной дорожке, ведущей к крыльцу, поднялся по ступенькам и постучал.
Он терпеть не мог посещать морг и вообще рассматривать трупы, но приходилось, и старший лейтенант воспринимал это как неотъемлемую, хоть и неприятную часть работы. Конечно, он, как старший следователь, не был обязан принимать в расследовании непосредственное участие и уж тем более ездить в морг, и Башметов не раз упрекал Самсонова за то, что тот отнимает хлеб у оперов. Но старший лейтенант не мог сидеть в кабинете и ждать, пока ему принесут собранные сведения. Ему нужно было держать руку на пульсе следствия, а делать это лучше всего, как он убедился на собственном опыте, «на земле», а не сидя в управе.
Дверь открылась, и один из коллег Полтавина впустил Самсонова в просторный, отделанный кафелем холл. Пахло здесь дезинфекторами и ароматизаторами, а от криминалиста – ментоловой мазью.
– Вскрываете? – бросил на ходу Самсонов.
– Угу, – медэксперт кивнул и направился к чайнику. – Полтавин в вивисекционной. Я кофейку вышел попить.
Старший лейтенант открыл обитую листовой сталью дверь и вошел в комнату, где стояли металлические столы, а с потолка свешивались хирургические софиты, напоминавшие полицейскому летающие тарелки.
Полтавин работал на пару с другим криминалистом по фамилии Бережнов. Они занимались телом блондинки. При виде вошедшего Полтавин отложил какой-то жутковатого вида инструмент, стянул маску и защитные очки.
– Зачем приперся? – поинтересовался он без тени раздражения: за годы совместной работы привык к визитам Самсонова. – Еще ничего не готово.
– У меня всего два вопроса. – Старший лейтенант поискал глазами баночку с ментоловой мазью. – Первый – чем нанесены раны и второй – есть ли следы изнасилования.
Полтавин вздохнул. Тоннели в его ушах блеснули в лучах софита, когда он кивнул Бережнову, чтобы тот продолжал, а сам направился к полицейскому:
– Валер, эта твоя манера притаскиваться, зная, что мы не закончили, а потом названивать каждые два часа и спрашивать, готов ли отчет…
– Я знаю, что тебя простимулирует, – перебил криминалиста Самсонов.
– Хочешь ставку? – Патологоанатом прищурился. – Ты ведь об этом?
– Именно.
– Знаешь мое слабое место, да? Ладно…
– Но с учетом того, что тебе известен результат, – поспешно добавил Самсонов.
Полтавин кивнул.
– Я был уверен, что ты станешь торговаться, – сказал он. – Хорошо, предлагаю один к двум на тысячу, и я предоставляю тебе право выбора.
– Согласен.
Полтавин азартно потер ладони, поправил очки в роговой оправе и лишь затем спросил, растягивая гласные:
– Ну-у и-и?
– Никаких следов.
– Черт! – Полтавин едва сдержался, чтобы не выругаться покрепче. – Держи! – Он неохотно вытащил из кармана кошелек из страусиной кожи и принялся в нем рыться. Затем выудил на свет божий и протянул Самсонову две бумажки. – Прощай ужин в ресторане! – вздохнул он с сожалением.