Красный лик
Шрифт:
— Позвольте, окончательная чепуха. Вы говорите, что мы идём, прогрессируем к новой России. Так ведь? Потом вы говорите, что новая Россия состоит в опознании России, так? Дальше — эти люди, имена которых вы назвали, — они, по вашим словам, знали Россию… Так выходит (торжествующе), что Столыпин и Победоносцев вели нас к новой России, то есть были настоящими прогрессистами? Ха-ха-ха!
— Совершенно верно… Именно они строили русское на-прочно. Именно
Но главное-то, несущей силой — оставался всё-таки ствол прямой, ствол сознания, который и нёс политическую силу…
— Политическую силу?.. Но разве политика не была достоянием тех, кого вы так презрительно называете шаманами?
— Позвольте оговориться… Почему — презрительно? Я хочу этим образным словоупотреблением указать на резко выдающуюся черту в сознании русского общества, и эта резкость подчёркивает эту черту… Но вся штука-то в том, что политика никогда не была достоянием шаманов, и ваше весьма ходячее заявление — не что иное как печальное, хотя и долговременное заблуждение…
— ?!?
— Да, именно заблуждение, и ещё резче — ложь! Политиканство, в котором господствуют чувства и экзальтация, — не есть политика, простите… Политика, как говорит добрый греческий язык, который теперь не принято знать, — указывает нам, что политика — это «городов устроение».
При чём же это устроение и разрушительные тенденции пляшущих шаманов?.. Ерунда… Единственными политиками у нас были именно государственно служилые чиновники, или, говоря по-современному, настоящая политика в России всегда была национализирована… Государство строило само себя…
— А политические партии?
— Пардон!.. У нас не было политических партий…
Была, вернее, единственная — государственная партия, и, до известной степени, — партия тех, кто поддерживал государство… Прочие же «партии», так называющие себя, — не партии…
— А что же?
— Секты, что ли…
Чёрт их знает! Ведь их отличие в том, что они не имели ясного сознания о происходящем, а покоились на догматике… Лесные формы порождали в них туманные грёзы… Одни верили в общину, другие, наоборот, в фабрику, все мечтали эсхатологически о конце мира и о достижении всеобщего благополучия, и в то же время ненавидели друг друга глубоко и страстно…
Разве политическая партия в той же Европе ненавидит своего противника… Нет, она знает его, как он знает её, и оба взаимно аккуратно разгораживают свои притязания…
Но наши партии прославляли — каждая своего бога как бога истины, усердно его нахваливала и мечтала о своей диктатуре…
— И что же?..
— Да то же, что и вышло… Диктатура взята одними людьми, которые принялись, первым долгом, уничтожать всё то, что не влезает в их волю. Значит, у них господствует волевое эмоциональное
Они — шаманы… И от их коммунистических камланий свет не разгорается, а только меркнет… Они сменили только старых шаманов государственности — были и такие, и дело остаётся по-прежнему.
— По-прежнему?..
— Да, по-прежнему, в тех же руках, в которых оно и было. Работают старые комиссии и уездные, ныне получившие другое наименование, выкапывается то, что было предложено «к познанию России» пятьдесят лет тому назад и более, столыпинская реформа проницает общее сознание как очередная задача с уважением взирать на дела Витте, экзекуторов развелось ещё больше, они ещё «смешнее», но что-то все делают, что-то гоношат…
Одним словом, помните — «Всюду жизнь!» — картина сентиментального, но доброго Ярошенки. Революционные шаманы утопаются в своих камланиях, замолкнут обломавшие свои языки российские интеллигенты, и пожалуйте трудиться, трудиться и трудиться… И знаете, что во всей этой истории самое приятное?
— Да?
— Что новая-то Россия как-то примыкает к старой… Консерватизм, в настоящем живом своём духе, сливается с новыми идеями… Оправдывается этим революция, поскольку с неё снимается обвинение, что она опровергает старое, а с оправданием революции — идёт великое национальное примирение…
— Между шаманами?..
— Нет, между шаманами примирения быть не может… Но кончается наше средневековье и идёт великолепная русская просвещённость…
Новая Россия встаёт, как феникс из пепла, очищенная, осознанная и примирённая…
— Примирённая? Опять то же? Помните, вы уж писали как-то, что видели сон о том, как Ленин, гуляя, беседует с Сергием Радонежским? Не это ли?..
— Не знаю, не знаю, право… Уж вы очень остро ставите вопросы… Скажу только, как некий новый Панглосс, что, устремляя свой взор не на будущее, ещё неизвестное, но в отложенное в памяти прошлое, не могу не установить, что всё к лучшему в этом лучшем из миров… Знание, знание, знание — и остальное приложится…
— А шаманы?
— А шаманы — мы будем держать их в музеях искусства и в своих кабинетах, куда надо уйти время от времени, чтобы освежиться и набраться полёта дум для новой мелкой работы… И знаете, что нужно для России теперь больше всего?
— А ну?
— Крупные мелкие люди. Как грибки по зелёному бору — крепкие, хрусткие и, главное, ровненькие, ровненькие… И чтобы Россия их знала.
Драма в лесу
Подчас оторопь берёт от неуменья высказать свои собственные мысли до конца — думаешь, утешаясь:
— Что ж, будет же на Руси когда-нибудь великий ум, который сделает сводку того, что передумали и перечувствовали мы. Он ответит за всех! Он даст труд, чёткий, ясный и твёрдый, как бриллиант, играющий своими гранями, а мы — мы дадим пока фрагменты, записи на полях, «отметку резкую ногтей»…
Есть в русской революции один момент, который стоит того, чтобы ему посвятить этот фрагмент. А именно.