Красный падаван
Шрифт:
— Это важно, да, генерал, это важно… именно скрытно… а кстати сказать…
Фон Белов с любовью и трепетом смотрел на своего Фюрера, на прядку его волос, прилипших ко лбу, как маленькая чёрная молния. Сейчас, вот сейчас, вот оно — очередное мистическое откровение. Вождь германской нации произнесет какие-нибудь исторические слова, и такова окажется мудрость этих слов, что не оставят они ни места сомнениям, ни шанса врагу.
— Белов, у вас есть медовые пряники? — спросил фюрер.
Адъютант сморгнул, автоматически вытягиваясь по стойке «смирно!».
— Никак нет, мой Фюрер! Я немедленно составлю запрос интендантской службе…
Гитлер вяло махнул рукой.
— Оставьте, Белов, что за глупости вечно приходят вам в голову…
Он водрузил на нос очки. За круглыми стёклами влажно поблёскивали печальные глаза.
— Почему, почему я никогда не могу получить того, что для меня так важно… В юности я собирался поступить в художественную школу… видели бы вы, как я владел кистью! Как волшебной палочкой, а?.. но нет же… Ангурва, в конце концов…
Чуткий Каммхубер уловил момент.
— Так точно, мой фюрер. В очередной раз не могу не восхититься ясностью вашего мышления, мой фюрер.
«А Йозеф растёт, — с некоторой даже белой завистью подумал фон Белов. — Попытайся он вдуть в уши Фюреру такую грубую лесть в любой другой момент — эффект был бы обратным. Но сейчас Гитлер слишком занят собственными мыслями, чтобы запомнить что-нибудь более чёткое, чем ощущение приятной теплоты от общения с этим замечательно бравым генералом».
— Вот что, генерал, — сказал Гитлер, — решение этой загадки крайне простое, и я удивлён, что вы не додумались до него самостоятельно. Почему русские не уходят? Застрять на одном месте, уйти в глухую оборону — это не может являться выигрышной стратегией. Единственным разумным решением для них было бы раствориться в лесах, прибегнуть к партизанской тактике. Почему русские не уходят?
Он грузно поднялся из-за стола, упираясь руками в развёрнутую на столе карту Белоруссии.
— Снимки вашей аэрофоторазведки, Каммхубер… как там… Русские не уходят, потому что привязаны к сбитому кораблю пришельцев. Нечто чрезвычайно ценное для них содержится в этом корабле, нечто… Нам ни в коем случае нельзя допустить повреждения корабля. Или его обитателей, а? Проинструктируйте своего храбреца Скорцени, отчего же не предположить…
Гитлер повозил пальцем по отчерченному прямоугольнику.
— В этом лесу, Каммхубер, решается… Нам необходимо захватить обитателей, спасти пришельцев из лап их большевистских мучителей. Вы понимаете меня, а?
— Так точно, мой фюрер, — ответил генерал.
— Этот лагерь необходимо намертво отрезать со всех сторон, блокировать. Если потребуется, отвлеките силы с фронта — Восточная кампания уже выиграна, неделя-другая ничего не решат. Я предоставлю вам необходимые полномочия.
— Благодарю вас, мой фюрер, — с искренним чувством произнёс Каммхубер, — это чрезвычайно своевременное решение. Увы, командование вермахта с большой неохотой предоставляет силы в распоряжение нашей группы. Мы надёжно перекрыли направления на Лельчицы и Мозырь, но, к сожалению, с юга, от Ельска к окружённым сумели пробиться части разгромленных на Украине войск большевиков.
— Постойте, генерал. Пробиться? Эти солдаты… пробивались не на восток, не за линию фронта?
Каммхубер медленно покачал головой.
— Нет, мой фюрер. По данным разведки, эти части целенаправленно двигались на север, стремясь соединиться с осаждённым лагерем.
— Значит, я прав… — проговорил Гитлер, поочерёдно оглаживая ладонью одной руки пальцы другой, — значит, этот район действительно настолько важен для русских, что они скорее предпочтут погубить там свои войска, чем сохранить их для обороны… Что это за части?
— Девятый механизированный корпус.
— Звучит солидно, — присвистнул Окто. — Танки?
— Ну, как тебе сказать, — с сомнением ответил Мясников, — один-то танк у них точно есть.
Коля, поддевая ломиком слегка приржавевшую скобу, с трудом сдержал ухмылку. Кинул быстрый взгляд в сторону: вон он, этот единственный танк, исцарапанный БТ-7 с выщербленными звеньями траков, стоит на красном месте в тени сектора, как великая драгоценность. Красноармейцев девятого мехкорпуса, ревниво обступивших «бэтэшку», можно было понять — только что не на руках, на одном русском упрямстве доволокли они свою боевую машину аж с самой Украины, где, говорят, неплохо дали немцам прикурить.
Нет, ежели по совести — танкисты действительно молодцы. Корпусу, измотанному тяжелейшими боями первых недель войны, переход дался, прямо скажем, непросто. Что самое интересное, предприимчивые советские граждане умудрились не только дойти сами, но где-то по дороге ещё и грабануть пару немецких полевых складов, в том числе с трофеями. Теперь их ужасно одинокий танк мог похвастаться сразу четырьмя боекомплектами, а уж горючки было и вовсе — хоть залейся. Такое богатство послужило источником немалой гордости для бойцов потрёпанного корпуса, и вот почему.
С самого начала существования лагеря его крохотный состав и временный характер полноценного снабжения не предполагали. Осаждённые жили подножным кормом, крохами боеприпасов и ожиданием эвакуации. Однако ковровой дорожки за линию фронта для красноармейцев и их инопланетных союзников почему-то прокладывать не торопились. В то же время и серьёзных гитлеровских войск, способных остудить горячие головы, в здешнюю глухомань не завезли. Немцы совершенно точно знали местоположение лагеря, но кусаться им пока было нечем.
Ну чем вот людям заняться-то?..
— Скучно, — широко зевнул Мясников, демонстрируя золотой верхний клык, — предлагаю жить по-христиански: грабежом и подаянием.
Бойцы заулыбались: новички — смущённо, союзники — с недоумением, осназовцы — привычно.
Вот так само собой получилось, что доблестные партизаны — сперва робко, но постепенно втягиваясь, — повадились «подъедаться с бабушкиного аттестата». Забили несколько мелких патрулей и постов, покуролесили под Мозырем, наладили дружбу с местным населением. С особым удовольствием освобождали колонны наших пленных. Личный состав лагеря рос такими темпами, что осназовцам пришлось даже организовывать «фильтр».