Красный падаван
Шрифт:
«Авионика отслеживает физическое состояние пилота».
Через десять минут взмокший, с прокушенной губой, но совершенно счастливый Кожедуб перевёл взгляд на панель внутренней связи.
— Живы? — спросил Иван, рассматривая слабое копошение в сумерках транспортного отсека. Руки ещё немного дрожали, но перегрузки в пилотском кресле СИД-бомбардировщика действительно переносились гораздо легче.
А ведь это обычная «бэшка», покачал головой Кожедуб, полноценный истребитель тыщу двести выжимает, ой, тэту!.. И маневренность не чета.
— Живы… —
— Живы — и ладно, — пряча улыбку, сказал Иван. — Между прочим, Пинск прошли.
— Ты давай там больше не шустри, для разнообразия. Половинкин голову себе разбил. Пустая, конечно, а ведь казённое ж имущество.
— Аптечка справа, такая серая панель… дальше, дальше по стене. Ого, кожу сорвало?
— Флагом… Гхм, Кххм… лейтенант, на кой чорт ты флаг с собой поволок?
— Казённое ж имущество, не бросать же.
— Не жужжи. Точно тебя бросим по дороге, точно.
Иван засмеялся. Напряжение короткого боя отпускало.
— Ты чего смеёшься, Кожедуб? — подозрительно спросил динамик.
— Восемь сбитых, — сказал Иван, — и ни одного даже на дистанцию не подпустил!
Динамик помолчал и уважительно произнёс:
— Ас. Налёт большой?
— Так я инструктором, с осени.
— Как это «инструктором», — осторожно поинтересовался динамик, — когда машины только недавно появились?
— А, на СИДе? На СИДе самостоятельный первый.
На этот раз динамик молчал так долго, что Кожедуб не выдержал и покосился на панель. Товарищ Мясников наконец закончил заклеивать лоб товарища Половинкина каким-то пластырем и поднял взгляд на экран.
— Первый, значит. И ты, сержант, хочешь сказать, что в первом вылете ввязался в свалку с восемью немецкими истребителями?
— Истребителей четыре. А всего немцев девять было — один ушёл всё-таки, на землю клюнул.
Он посмотрел на суровое лицо товарища Мясникова, подумал и добавил:
— У нас тренажёр очень хороший.
Подумал ещё немного и пообещал:
— Я больше не буду.
— У тебя группа с особым заданием Ставки на борту, — неприятным голосом сказал динамик, — знаешь, что такое особое задание? А если бы?
— Русские всегда побеждают, — убеждённо ответил Кожедуб.
— Слышал, что сержант сказал? Придётся победить.
— Придётся, — сказал Коля, осторожно трогая пластырь, — значит, победим.
— Зафиксирована, — сказал Окто, последние полчаса колдовавший над планшетом, — судя по скорости и высоте, с аэродрома её везут на спидере.
— Голову включи: откуда у немцев спидер. Дай-ка… автомобиль, конечно. Ага, это Митте… А почему маячок не движется?
Штурмовик сосредоточенно всмотрелся в экран.
— Остановились.
— Весялуха, — сказал Мясников, — белорусская народная плясовая.
— Что такое, товарищ майор? — с недоумением спросил Коля.
— Это Рейхсканцелярия. Соображай.
Пока Коля соображал, голос подал Старкиллер:
— Она у Владыки Гитлера.
— Адольф Гитлер, — любезно произнёс маленький вертлявый человечек, с гипертрофированной галантностью подавая ей руку. — Прошу вас, фройляйн.
Юно неуверенно переступила по густому ворсу ковра. После многочасового «путешествия» ноги слушались неохотно. Девушка чувствовала себя взъерошенной, голодной и очень злой. Да и форма, мягко говоря, подрастрепалась.
Она быстро поправила волосы, непроизвольно оглядываясь по сторонам в поисках зеркала. Человечек истолковал её интерес по-своему:
— Увы, фройляйн, Рейх ведёт войну, — сладко проговорил он, — мы не можем позволить себе излишнюю роскошь в быту.
Юно мысленно фыркнула. Кабинет, точнее, небольшая зала, в которую её провели, наводил на мысли о богатстве исключительном. Чёрные, серые, белые, мраморные и золотые тона перемежались в строгом порядке, удерживаясь на самой грани безвкусицы.
Похоже, на неё пытаются произвести впечатление.
«Зачем? — подумала Юно, следуя за человечком. — Я ведь совсем мелкая гизка».
Она перевела взгляд на Владыку Гитлера, о котором столько слышала. Сапожки, усики и чёлка. И взгляд затравленного волка. Малый рост, пышный мундир… почему-то это всегда связано…
Она вспомнила… других своих знакомых — планетян и не-планетян, людей и не-людей, кого всего лишь знала и кого любила, — вспомнила и негромко рассмеялась.
Человечек расплылся в острой улыбке и начал что-то быстро говорить ей. Усики дёргались, мешки под цепкими приветливыми глазками набухали и опадали в такт голосу.
Юно попыталась сосредоточиться. Надо было постараться хотя бы потянуть время.
— Уверен, вы понимаете меня, фройляйн, — сладко произнёс человечек, масляно поглядывая на клипсу-переводчик, — уверен, интересы наших держав совпадают, да, совпадают, и прежде чем я представлю дорогую космическую гостью собранию, мы приватно обсудим перспективы сотрудничества, а?
— Обсуждать нечего, — хмуро сказал Мясников, примеряясь к балансировке нагана с накрученным БраМит. — Остаёшься с Кожедубом.
— Товарищ майор, — твёрдо сказал Гхмертишвили, — разрешите пойти в логово зверя с боевыми…
— Не разрешаю, — отрезал майор. — Ваша задача — любой ценой сберечь аппарат до нашего возвращения. Задача понятна? Любой ценой. Мы на связи, в крайнем случае — улетайте, но немцам СИД достаться не должен.
«Прорвёмся, — мысленно подбодрил себя Коля, — пока немцы разберутся что к чему — уже сто раз улетим. Тем более, самолёт совсем тихий, на крышу этой глупой канцелярии сели почти незаметно. Ну, как незаметно… в том смысле, что на обычный гул садящегося самолёта не похоже. Да и в голову никому не придёт, что здесь можно высадиться с воздуха».