Красный рыцарь
Шрифт:
ГЛАВА ПЯТАЯ
ХАРНДОНСКИЙ ДВОРЕЦ — ГАРМОДИЙ
Маг сидел в верхних покоях башни и наблюдал, как в струящихся из высоких окон с прозрачными стеклами лучах искрятся пылинки. Повсюду лежали книги. Наступил апрель — сезон не только дождей, но и первого жаркого солнца. Небо в тот день было ослепительно синим. В пятне света на полу развалился кот.
У Гармодия их было три.
— Мельхиад! — воскликнул он, и старый серый разбойник с ленивым высокомерием глянул на хозяина.
Маг ткнул животное посохом с золотым наконечником, поскольку тот разлегся слишком близко от тщательно прорисованных
— Зажрался, поганец, — пробормотал Гармодий.
Солнечный свет падал на выкрашенную белой краской стену, освещая математические формулы, выведенные цветным мелом, серебряным или графитовым карандашом, углем и просто пальцем в пыли. Гармодий использовал все, что попадалось под руку, когда требовалось что–то спешно записать.
Свет спускался все ниже.
В залах, располагавшихся под ним, маг ощущал мужчин и женщин — вот слуга, несущий поднос с холодной олениной к его дверям в башне; дама и господин, поглощенные друг другом на тайном свидании. От места, где они встретились, шло тепло, как от маленького костра, — где же это? Парочка сильно рисковала, назначая свидание в столь многолюдном месте. А вот и королева, сиявшая, словно солнце. Он улыбнулся, когда слегка прикоснулся к исходившему от нее жару. Зачастую маг просто наблюдал, как другие проводят время. Это единственное заклинание, которое он повторял часто.
«Только зачем?» — задавался он вопросом, тщетно пытаясь отыскать ответ. Но этим утром, что ж… Этим утром королева попросила его — вернее, велела — что–нибудь сотворить.
— Сделай что–нибудь выдающееся, маг! — воскликнула она, хлопнув в ладоши.
Гармодий подождал, пока солнечные лучи пересекут начерченную мелом линию, посмотрел на одну из формул и кивнул. Затем отпил маленький глоток холодного чая с тонким налетом пыли сверху — вот только пыль ли это? Ах, ведь он растирал кости для масляной краски. Толика костного порошка попала в чай, правда, хуже от этого он не стал.
Три кота задрали головы и навострили уши.
Свет достиг зеркальца с изображенными на оборотной стороне оправы из слоновой кости знаками зодиака — овном и тельцом, наложенными друг на друга. А затем луч ударил в пол.
— Fiat lux! [41] — проревел маг.
Вбирая в себя свет, из–за чего коты оказались в тени, луч засверкал, подобно молнии, перемещаясь над выведенными мелом знаками, проходя сквозь линзу и попадая в круглый золотой набалдашник посоха. Маг не заметил, что луч чуть сместился и крошечная частичка света проскочила мимо посоха, заплясав на дальней стене, отражаясь от золотой сферы и преломляясь под влиянием накопившейся внутри артефакта энергии. Яркий луч резко взметнулся, ударив в покрытый позолотой триптих, украшавший сервант, скользнул по оставленному несколько часов назад бокалу с вином. Все еще сфокусированный свет ударил в восточную стену и, сбегая по ней, сжег с десяток или более магических символов, написанных невидимыми магическими чернилами и скрытых под слоем краски.
41
Да будет свет (лат.).
Старый кот вскочил и зашипел.
Внезапно Гармодий почувствовал головокружение, как при сильном жаре. Но его разум тут же прояснился. От посоха исходило сияние наполненного силой артефакта, которое невозможно спутать ни с чем другим. Маг заметил отклонившийся лучик и проворно передвинул зеркало, чтобы сфокусированный свет полностью попадал на посох.
Ликуя, он хлопнул в ладоши.
Коты в замешательстве осмотрели комнату, будто никогда раньше ее не видели, и снова завалились спать.
Гармодий тоже огляделся.
— Во имя святой Троицы, что же произошло? — удивился он.
Ему не нужен был отдых. Даже после создания могущественных заклинаний, подобных последнему, ощущение переполнявшей посох силы Гелиоса вызывало в нем трепетную дрожь. Он пообещал себе, что выждет день… Возможно, два, однако искушение было чересчур сильным.
— Ух ты! — громко воскликнул маг, коты навострили уши. Вот уже много лет он не чувствовал себя таким бодрым.
Схватив внушительного веса швабру, Гармодий принялся драить пол, уничтожая сложный магический рисунок, который больше походил на искусно вытканный южный ковер. Затем, невзирая на возраст и тяжелую мантию, он опустился на колени и здоровенной льняной тряпкой тщательно протер зазоры между сланцевыми плитами, чтобы не осталось ни единой частички светло–голубого мела. Независимо от желания, маг всегда следовал правилу — до сотворения нового заклинания никаких следов от старого не должно сохраниться. За многие годы практики этот урок он усвоил слишком хорошо.
Закончив, старик направился к столу, придвинутому к стене, и открыл ящик, где пряталась коробочка из черного дерева, окованная по краям серебром. Гармодию нравились красивые вещи. Призывая чуждые сущности, он рисковал потерять душу или умереть, а красота помогала ему вновь обрести веру в себя и успокоиться.
В коробочке в специальных ячейках лежали предметы из бронзы: компас, несколько циркулей, линейка без делений и карандаш, содержащий серебро, смешанное со жжеными квасцами [42] , глиной и воском, освященным представителем церкви.
42
Квасцы — различные двойные сернокислые соли (марганец, алюминий и др.); употребляются в технике как дубящее вещество, а также в медицине как дезинфицирующее вещество.
Отмерив линейкой предполагаемую длину нити, он обмотал ею карандаш и приступил к молитве.
— О, Гермес–Трисмегист [43] , — прозвучали первые слова.
Далее он продолжил на высокой архаике, совершая обряд самоочищения, проясняя мысли, взывая к Господу, его сыну и пророку, стараясь определить точную длину нити, которая ему понадобится.
— Не следует мне делать это сегодня, — обратился Гармодий к самому толстому коту, абсолютно равнодушному к происходящему.
43
Гермес–Трисмегист (Гермес Триждывеличайший) — греческое название египетского бога Тота, которому приписывалось изобретение иероглифов, письмен и вообще всех полезных знаний, наук, искусств.
Маг опустился на колени, уже не для молитвы, а для рисования. Вставив деревянную щепу в углубление в сланцевой плите, дрожащими от напряжения руками он взялся за нитку, чтобы провести идеальный круг, внутри которого с помощью линейки и меча начертал пентаграмму. Рядом с ней на высокой архаике написал воззвания к Богу и Гермесу–Трисмегисту, и лишь громкое мяуканье котов, требовавших свой обед, не позволило ему закончить начатое здесь и сейчас.
— Вы, все трое — лучшее подспорье человеку для общения с демонами, — произнес маг, угощая их свежим лососем, купленным на рынке, куда рыба попала прямо из реки Альбин.