Красный свет
Шрифт:
— Бесишься? — спросил он.
— Я?
— Да, ты. Сознайся, бесишься, и только потому, что я, на свое несчастье, взял в сторону и нам приходится делать объезд в несколько миль… Но, насколько помнится, совсем недавно ты сказала, что времени у нас предостаточно.
— Осторожно!
— В чем дело?
— Ты чуть не въехал на откос.
— Значит, не умею вести машину?
— Я этого не говорила.
И тут, неизвестно почему, его прорвало:
— Может быть, и не говорила, зато я скажу кое-что, и тебе полезно будет раз навсегда запомнить
Самое интересное: он даже не знал, что ей сейчас выложит. Просто подбирал что-нибудь поувесистей, покатегоричней: жену давно пора осадить.
— Понимаешь, Ненси, ты жуткая зануда и, пожалуй, единственная, кто этого не замечает.
— Будь добр, следи за дорогой.
— Хорошо. Буду следить за дорогой, буду вести машину плавно и осторожно, чтобы не сбиться с пути.
Надеюсь, понимаешь, о каком пути я говорю?
Ему казалось, что он нашел очень точную, ослепительно неопровержимую формулу. Словом, сделал чуть ли не открытие. Все плохое в Ненси объясняется в конечном счете тем, что она всегда идет прямым путем, не позволяя себе никаких отклонений.
— Не понимаешь?
— А так ли это необходимо?
— Что? Так ли необходимо знать, что я думаю? Господи, да ведь это же помогло бы тебе сделать над собой усилие и понять наконец окружающих, а значит облегчить им жизнь. Например, мне. Не уверен, впрочем, интересует ли это тебя.
— Ты не позволишь мне сесть за руль?
— Ни в коем случае. Допусти на минуту, что можно думать не только о себе и пребывать убежденной в своей правоте, а хоть раз посмотреть на себя в зеркало и задаться вопросом…
Он старательно пытался выразить то, что испытывал и чувствовал все, как ему казалось, одиннадцать лет их брака. Такое случалось с ним не впервой, но только сегодня он — это было его твердое убеждение — сделал открытие, которое поможет ему все объяснить. Должна же Ненси наконец понять! Может быть, поняв, она научится видеть в нем мужчину?
— Разве есть что-нибудь нелепей жизни, похожей на поезд, который неизменно следует по одной и той же колее, по тем же рельсам? Так вот, сейчас на шоссе мне показалось, что я поезд. Другие машины останавливаются где угодно, из них выходят мужчины, им не надо просить разрешения выпить кружку пива.
— Ты пил пиво?
Поколебавшись, он предпочел откровенность:
— Нет.
— Мартини?
— Да.
— Двойной?
Он бесился: почему он обязан ей отвечать?
— Да.
— А до этого? — с пристрастием допрашивала пеней.
— До этого?
— Да, до отъезда?
— Не понимаю.
— Что ты пил, пока заправлялся?
На этот раз он солгал:
— Ничего.
— Ну-ну.
— Не веришь?
— Очевидно, двойной мартини подействовал на тебя сильней, чем обычно.
— По-твоему, я пьян?
— Так ты обычно разговариваешь, когда выпьешь.
— Я говорю глупости?
— Не знаю, но меня ты ненавидишь.
— Почему ты не хочешь понять?
— Что?
— Что это не правда, что я тебя люблю и был
— То есть давала тебе напиваться во всех придорожных кабаках?
— Вот видишь.
— Что?
— Ты выискиваешь самые обидные слова. Нарочно все раздуваешь. Разве я пьяница?
— Нет. За пьяницу я никогда бы не вышла.
— Часто выпиваю?
— Нет, редко.
— Даже не каждый месяц. Может быть, раз в три месяца.
— Что же тогда с тобой?
— Со мной ничего не было бы, не смотри ты на меня как на последнего подонка всякий раз, когда мне хочется хоть на один вечер вырваться из привычной колеи.
— Она тебя тяготит?
— Я этого не сказал… Возьми, к примеру. Дика. Дня не проходит, чтобы он не лег спать в лучшем случае полупьяным. А ты все-таки считаешь его интересным парнем. И разговариваешь с ним всерьез, даже когда он под мухой.
— Во-первых, он мне не муж…
— А во-вторых?
— Перед нами грузовик.
— Вижу.
— Помолчи минутку. Мы подъезжаем к перекрестку, и я хочу прочесть, что написано на указателе.
— Тебе неприятно говорить о Дике?
— Нет.
— Жалеешь, что вышла не за него, а за меня?
— Нет.
Они снова очутились на шоссе с двухрядным движением; машины шли значительно быстрее, чем при выезде из Нью-Йорка, и яростно обгоняли друг друга. Ненси включила радио — вероятно, надеясь заставить Стива замолчать. Передавали последние известия — было 23 часа.
— …Полиция полагает, что бежавший прошлой ночью из уголовной тюрьмы Синг-Синг [1] Сид Хэллиген, которого до сих пор не удалось задержать…
Ненси выключила приемник.
— Зачем ты выключила?
— Думала, тебе неинтересно.
Да, передача его не интересовала. Он никогда не слышал о Сиде Хэллигене, не знал даже, что накануне из Синг-Синга бежал заключенный. Радио навело его лишь на одну мысль — он вспомнил о человеке с неподвижным и злобным взглядом, который, прикрыв ладонью трубку, звонил в баре по телефону. Все это ерунда. Важно одно: она выключила радио, не спросив его. Именно такие ничтожные мелочи…
1
Синг-Синг — тюрьма в штате Нью-Йорк.
О чем шла речь, когда она прервала их спор? О Дике Лоуэле, женатом на подружке Ненси, — обеим парам случалось иногда провести вечер вместе.
Вздор! Зачем спорить? Разве Дика заботит мнение жены? Он, Стив, сам во всем виноват — вечно боится, как бы Ненси чего не подумала, вечно ждет ее одобрения.
— Что ты делаешь?
— Как видишь, останавливаюсь.
— Послушай…
Выглядел бар довольно невзрачно, машины, стоявшие перед ним, были как на подбор — старые, сильно изношенные; именно поэтому Стив и выбрал его.