Красный Сыч
Шрифт:
Сен-Симон взял из моей руки бумагу и в молчании внимательно прочёл. Затем, направив на де Бриссака взгляд крайнего отвращения, велел ему покинуть дом.
Де Бриссак взял свою шляпу и нахлобучил её на самые брови.
— Я не уйду, — сказал он холодным, официальным голосом, — пока не получу от господина де Рувруа удовлетворения за нанесённое мне оскорбление.
— Требовать удовлетворения, а не предоставлять его — вот именно за этим я отправился в Париж и рискнул своей свободой, — ответил я с такой же надменностью. — К вашим услугам, месье де Бриссак.
Он засмеялся и презрительно вскинул свою красивую голову. Затем внезапно, казалось, задумался.
— Стойте, месье де Рувруа, — пробормотал он. — Поскольку вы так ставите вопрос, то не думаю, что буду драться.
— Не будете драться? — вскричал я.
— Вы требуете у меня удовлетворения. Мне нечего предоставить, и я не стану за ваше убийство нарываться на наказание по эдикту [18] .
Из других уст это прозвучало бы хвастливо и нескромно, но фехтовальное мастерство де Бриссака было настолько известно, что даже он сам не мог притворяться, игнорируя его, и, когда он говорил о намечающейся смерти, это казалось достаточно естественным утверждением, на какое прошлые победы давали ему право.
18
Эдикт — подписанный Людовиком XIII в 1626 году указ о запрете дуэлей во Франции, который кардинал Ришелье неумолимо претворял в жизнь. Наказания по этому эдикту были разной степени тяжести, вплоть до смертной казни.
— Собака! — закричал я вне себя от бешенства, и если бы Сен-Симон не встал у меня на пути, то бросился бы на де Бриссака.
— Спокойно, дурень, — огрызнулся тот. — У меня есть для тебя более смертоносное оружие, чем моя шпага. У монсеньора имеется к тебе счёт к оплате за твоё бегство. Он отблагодарит любого за известие о твоём возвращении, и — Mortdieu! (Смерть Господня! — франц.) — он будет ещё более признателен за такие сведения, какие я мог бы предоставить ему об авторе знаменитой сатиры. — Он резко расхохотался, затем, сняв шляпу, с насмешкой раскланялся перед нами.
— Adieu, messieurs! (Прощайте, господа! — франц.) — пробормотал он. — Есть одно словечко, которое я прошепчу в ухо постриженника [19] . Это всего лишь имя. Имя человека, написавшего бессмертные строки "Красного Сыча".
Однако это было больше, чем я мог вынести. Обезумев от ярости, я обнажил шпагу прежде, чем мой дядя успел вмешаться.
— Ты Иуда! — закричал я. — Посмотри только на себя!
Герцог больше не пытался мешать мне. Он осознал, что у меня нет выбора. Мгновение де Бриссак ещё колебался.
19
Постриженник — тот, кто пострижен в монахи.
— Месье де Рувруа, — возразил он с наглостью, которая была за гранью объяснимого, — подумайте, это неразумно. Давайте лучше…
— Видит Бог, сударь, — прервал его я, — если вы не обнажите шпагу, я убью вас, пока вы вот так стоите.
Он увидел безумие в моих глазах и сообразил, что я говорю всерьёз. Пожал плечами и скинул с себя плащ. В следующее же мгновение лязгнули наши встретившиеся клинки.
С несколькими первыми выпадами я стал спокойнее и какое-то время машинально сражался, проникаясь в душе тупым отчаяньем от осмысления того, что из-за моих действий Антуанетта должна потерять своего единственного защитника. У меня не было никаких сомнений относительно исхода. Я мог бы до поры до времени сосредоточенно фехтовать и вполне сдерживать остриё его шпаги, но скоро я утомлюсь, мои ответные удары станут более размашистыми, а потом — конец.
Кому-то может показаться странным, что, осознавая всё это, я настоял на поединке. Но закон кодекса чести, по которому я жил, не оставлял мне выбора.
Затем внезапно я сделался неистов и безрассуден. Зачем падать духом? Это не по-мужски! Моё остервенение скоро проявилось в моём фехтовании. Я сильно теснил де Бриссака, и он отступал передо мной. Я бешено преследовал его и почти достал быстрой атакой в низкой кварте. Он парировал более с силой, нежели с осмотрительностью и на секунду раскрылся. Я увидел щель и ударил всем своим весом, полностью растянувшись, — забыв, что мы топчемся на полированном полу, — и когда я ударил, то поскользнулся. Мое левое колено ударилось об пол, и одновременно моя шпага, от которой отвлеклись мои глаза, казалось, попала в воздух.
С помощью левой руки я спасся от заваливания набок, затем, когда поднял глаза, ожидая в любой момент смертельного удара, случилось грохочущее падение, и де Бриссак тоже оказался на коленях, пронзённый моей шпагой в грудь навылет. Впоследствии дядя объяснил мне: увидев, что я поскользнулся, де Бриссак опустил свой клинок и из-за тени, которую отбрасывал перед собой, только когда стало слишком поздно, обнаружил, что, несмотря на мою неудачу, моя правая рука сохранила заданное направление выпада.
Ошеломлённый этим неожиданным концом, — который показался мне вмешательством небес, — я выдернул свою шпагу и, отшвырнув её от себя, подхватил де Бриссака на руки, когда он рухнул вперёд без сознания.
В молчании мы подняли его и осторожно уложили на диван. Пока я расстёгивал его дублет [20] и тщетно пытался остановить кровь своим платком, мой дядя повернулся, чтобы пойти за помощью.
С его уст сорвалось восклицание, когда он это сделал, что заставило меня оглянуться. На мгновение я счёл, что мой перевозбуждённый рассудок вызвал в воображении призрак, чтобы ужаснуть меня, когда в обрамлении дверного проёма увидел высокую, хорошо знакомую фигуру в алых одеждах.
20
Дублет — мужская верхняя одежда, распространённая в Западной Европе в XIV–XVII веках.
Наконец голос моего дяди разрушил чары.
— Что это за вторжение? — гордо осведомился он. — Mort de ma vie (Прах меня побери — франц.), монсеньор, разве никто уже не хозяин в собственном доме?
— Вы несколько бесцеремонны и опрометчивы в своих речах, герцог, — сказал Ришелье, ибо, клянусь мессой, это был он. — Полчаса назад мне доставили известие о прибытии в Париж моего благородного друга господина шевалье де Рувруа. Его внезапное возвращение вызывает у меня такую же большую радость, какую боль причинил мне его неожиданный отъезд, и, — его голос стал холодным и резким, — я поспешил сюда, чтобы его поприветствовать.
Его беспокойный взгляд, который всё время перемещался от Сен-Симона ко мне и то и дело к фигуре на диване, теперь был всецело направлен на меня.
— Прискорбно, что я не прибыл мгновением ранее, так чтобы эта трагедия могла быть предотвращена. — Затем, внезапно распознав лицо того, кто лежал на диване, он воскликнул в изумлении: — Что?! Де Бриссак сражён наконец-то! Ma vie (Клянусь своей жизнью — франц.), месье де Рувруа, вы не теряли времени с момента своего возвращения.