Красный терем. Лихо
Шрифт:
– Ревнуешь?
Несмотря на то, что ребята шли медленно, они уже оказались около подвального окна, через которое вылезали во двор, чтобы побегать. Ал резко остановилась, Братислав чуть в нее не врезался.
– Конечно же, да. – Она обернулась, в ее голосе звенела стальная серьезность.
– Знаешь, я тебя почти ненавижу, когда так делаешь.
– А что не так? – ухмыльнулась девочка, показывая не очень ровные зубы с слегка выступающими клыками.
– Ой, да иди ты.
Первым в окно полез Брат, он спрыгнул на пол подвального помещения, поднимая облако пыли. Рядом грациозно и почти бесшумно приземлилась Ал. Все дальнейшие действия были отточены годами, шуметь было нельзя, любой слишком громкий звук мог привлечь патрулирующих лагерь кафтанов. Брат взял большую доску, и приперев
– Готово, опускай, – прошептала девочка.
– Почему ты не жрешь, но с каждым разом все тяжелее?
– Потому что я расту, дебил. – Она подтянула спортивные штаны, и стало видно, что они слегка коротковаты.
– Да ты как была мне по плечо, так и осталась.
– Потому что ты тоже растешь, дебил.
Девочка открыла дверь, и они оба замолкли. По коридору шли очень тихо, прислушиваясь к каждому звуку. Подвальные помещения почти не освещались, тут хранили мебель, которая совсем пришла в негодность. Даже кафтаны заглядывали сюда редко: убирать эти катакомбы тоже никто не хотел. До лестницы идти приходилось очень осторожно, чтобы не наступить ни на что и не свалить остатки шкафов. Особенно внимательно приходилось осматривать пол – по нему порой сновали толстые крысы. Ал однажды наступила на одну, и если бы Братислав вовремя не среагировал и не зажал девочке рот, то она бы своим визгом разбудила всех вокруг и тут бы уже давно все заколотили.
Они уже точно знали, в какое время проходят кафтаны: у них было всего два временных окна, чтобы пройти до комнат без длительных остановок – одно в два часа ночи, второе – в пять утра. Обычно они бегали до рассвета, но после знахарей было сложно – сразу наваливалась усталость. Добравшись до своего этажа, они так же молча пошли к душевым, но уже не опасаясь, что их могут поймать. Кафтаны никогда не заходили на жилой этаж. Единственный, кто мог их навестить, – Мастер Добромир. Но последнее время он был так загружен работой, что редко навещал учеников. Тем более по ночам, чтобы убедится что все они спят по своим комнатам. Ученики в ответ каждое утро благодарили за это Матерь Сыру-Землю.
– У нас есть камни,– вдруг сказал Брат.
– И что ты предлагаешь?– Ал стянула с себя свитер вместе с рубахой. – Идти сейчас будить Варвару, а потом набирать ванную?
– Ладно-ладно.
В душевых было темно и холодно, по ним гуляли сквозняки, а лунный свет едва освещал кабинки через маленькие зарешеченные окна под потолком. Глаза подростков довольно быстро привыкли к полумраку, но Братислав все равно умудрился стукнуться мизинцем о ножку лавки, на которую они закинули свои полотенца. Он ругнулся и допрыгал на одной ноге до перегородки, потирая ушибленный палец. Душевые кабинки были совсем обшарпанными, но, кажется, ребят это не смущало, как не смущал ржавый душ и собственная нагота.
– Брат, волосы подержи, забыла заколку.
– Да ты прикалываешься.
– Сложно, что ли?
Вода была настолько ледяная, что все разгоряченное бегом тело просто сводило. Брат быстро ополоснулся и отошел, на ходу вытираясь полотенцем. Ал терпеливо ждала, с недовольством поглядывая на душ. Мытье в ледяной воде ее убивало, она ненавидела холод, зачастую обливалась чуть ли не кипятком, когда у них еще была такая роскошь, как горячая вода. Брат намотал на кулак длинные черные волосы девушки и приподнял их, не давая им намокнуть. Пока Ал мылась, периодически вздрагивая от потоков ледяной воды, он тихо пересчитывая шрамы на ее спине освещенной лунным светом, такой же бледной, как и обшарпанная штукатурка вокруг. Он еще помнил те времена, когда Ал была слегка смуглой, усыпанной веснушками рыжей девочкой. Если бы он не знал, что перед ним сейчас точно она, то никогда бы не поверил, что это один и тот же человек. Пожалуй, от прошлой внешности у нее остались только зеленые глаза. Здоровая смуглость сменилась болезненной бледностью, а милые легкие рыжие кудряшки стали тяжелыми волнистыми волосами. Которые он сам и подстригал раз в пару-тройку месяцев, у него это получалось ровнее,
– Чего ты лыбишься?
– Да ничего, – улыбка тут же сошла с его лица. – Ну, ты все?
– Как видишь, – она замоталась в полотенце. – Не хочу надевать грязную рубаху.
– Когда тебе к знахарю? – вдруг спросил Братислав, не отрывая взгляд от своей руки, по которой резко прошел разряд тока.
– Скоро. Они накачивают меня этой дрянью под завязку. – Ал села на деревянную лавку, накинув второе полотенце на плечи, так ей казалось теплее.
– Как ты себя чувствуешь?
– Как будто меня выворачивает изнутри, – честно ответила девочка. – Чувство, будто я сожрала слизняка, и он пожирает меня.
– А у меня сегодня камень заискрил. – Юноша разжал руку и уселся на скамью рядом с девочкой.
– Уверен, что так быть не должно?
– Да, – кивнул Брат, – что бы там со мной ни делали, но после этого меня всего трясет. Электричество буквально потрескивает внутри меня. По ощущениям, будто тысячи маленьких жуков ползут по мне, и я не могу с этим ничего сделать.
Они замолчали, прислушиваясь к тихому капанью воды из-за не до конца закрытого вентиля. Братислав подсел ближе к девочке и немного отпустил контроль, на его руках тут же заиграли электрические блики. Ал внимательно их разглядывала. В ее зеленых глазах каждый из них отражался особым блеском. Действия ее были неуверенными, даже робкими, что было девочке совсем не свойственно, но она все равно потянулась тонкими маленькими пальчиками к руке Брата. Там, где она проводила кончиками пальцев, ведовство тут же гасло, вызывая приятные мурашки, мышцы будто расслаблялись. Братислав подвинулся еще ближе, оказавшись буквально нос к носу с Алой. Он скинул с ее плеч полотенце и крепко обхватил девочку руками. Она даже не попыталась отстраниться, лишь уложила голову на его плечо и сосредоточилась.
В этот момент, прижимаясь к девочке, Братислав вдруг осознал, насколько привык к боли. Однако сейчас электрические иглы, которыми было усеяно его тело, медленно, но верно гасли. Тело расслаблялось, давая возможность двигаться без болезненной усталости. Брат не следил за временем. Спроси его, сколько они так просидели, то вряд бы он смог ответить. Но он помнит момент, когда обнял Ал, и момент, когда она попыталась отстранится.
– Братислав!
Он понял, что сжимает девочку слишком сильно, а на его плечо медленно струится что-то теплое. Совершив огромное усилие, он отодвинулся и увидел, как Ал утирает хлынувшую из носа кровь подобранным с пола полотенцем.
– Ты в порядке? – спросил Брат, чувствуя, как боль толчками возвращается в его тело.
– Не знаю, было странно.
– Ты когда-нибудь делала подобное раньше?
Ал покачала головой. Такое и вправду было с ней впервые. Раньше она только гасила легкую ворожбу, чтобы позлить однокашников и учителей.
– Ратмир не выходит из комнаты, – она резко сменила тему, отодвинувшись от Братислава.
– Ему восемнадцать, – сказал Брат. – Это предел, он скоро должен выйти, думаю его это сильно волнует.
– Изъяслав тоже должен.
– Ну Изъяславу еще полгода до совершеннолетия.
– Что будет, когда Ратмир уйдет?
– Не знаю. Честно, не знаю.
Ал встала. Было довольно холодно, да и беседа, по ее мнению, была исчерпана. Было неловко находится рядом с Братом, который только что сжимал ее в объятиях. Они так же тихо, как заходили, вышли из душевых. И больше не проронив ни слова, разошлись по комнатам. Когда живешь в вакууме, взаперти, любое изменение, любое насильственное прикосновение к устроенному миру кажется концом всему и сопровождается приступом необъяснимого страха. Поэтому они молчат, поэтому идут в комнаты и не делятся этими мыслями с другими. Но Братислав может и был легкомысленным, кому-то он казался глупым и агрессивным, кому-то смышленым, но рассеянным. Но он как никто понимал, что время не остановить, оно безбожно летит вперед и что-то делать им придется.