Красный терминатор. Дорога как судьба
Шрифт:
Размышления Слепака прервал Витька Топор:
— Слушайте, товарищи, он там чем-то грохочет.
Комбедовцы прислушались. От противоположного конца коридора доносились звуки сдвигаемой мебели.
— Проход заваливает, болван, — шепнул Филька. — Мы его через баррикаду застрелим.
Раздался скрежет, и что-то тяжелое упало на пол.
— Твою мать! — крикнул Филька. В мирной жизни ему доводилось соблазнять барских стряпух и поломоек, поэтому он знал некоторые архитектурные тайны Усадьбы. — Там же лестница, что через весь дом в подвал идет. А ну за ним!
Комбедовцы заколебались, не рискуя броситься в темный проем коридора. Но Сенька Слепак подтолкнул Топора в спину, тот рванулся вперед, и с ним еще несколько человек. На середине коридора Витька споткнулся и растянулся на полу. Через секунду он вскочил, оперевшись обо что-то мягкое, и матюгнулся во весь голос. Под его ногами был труп комбедовца, истерзанный взрывом гранаты и изрубленный осколками.
За несколько минут до этого Назаров, отразивший первую комбедовскую атаку, стоял у стены, вглядываясь в противоположный конец коридора. Лариса укрылась рядом в маленьком коридорчике, который заканчивался грудой мебельного хлама. Им новые обитатели Усадьбы планировали топить печи. Рядом с ней на полу стояла лампа, поставленная за сломанный стол, чтобы ее свет не выдавал Назарова.
— Федор Иванович, — сказала она, — что дальше-то будем делать? По винтовой лестнице вниз пойдем?
— Куда она ведет, кроме подвала?
— Вроде бы на первый этаж не выходит. Ее построили только ради украшения.
— Ладно, придется в подвал. Выходить будем оттуда. Попробуйте открыть дверь.
Назаров продолжал сторожить коридор, а Лариса отправилась раскидывать мебель, чтобы освободить подход к двери. Подавляя слезы от страха и непривычной тяжелой работы, она поотодвигала всю мебель, взяла ножку от стула, вставила ее в расшатанную скобу, на которой висел замок, и потянула вниз. Скоба и замок упали со стуком, насторожившим комбедовцев, и дверь открылась.
— Готово! — крикнула Лариса.
— Берите лампу, и вниз. Я следом пойду.
Назаров подождал, пока шаги девушки удалятся, и лишь тогда поспешил за ней. Ему уже однажды приходилось подниматься по винтовой лестнице в польском замке, поэтому он сразу нашел нужный ритм, при котором даже в полной темноте нога переходила со ступени на ступень.
Спуск был долог, бесконечно долог, и если бы не желтое пятно керосинового фонаря, колыхавшееся внизу, Назарову могло показаться, что лестница ведет в невидимую черную преисподнюю. Наконец ступеньки кончились, и в ту же минуту сверху послышался грохот, будто дубиной лупили по толстому металлическому листу. Кто-то пальнул сверху, и пуля несколько мгновений металась в замкнутом пространстве, отлетая от ступенек.
— Лариса, отойдите-ка в сторонку! — крикнул Назаров. Он достал из кармана динамитную шашку, поджег шнур, положил под последнюю ступеньку и подбежал к девушке.
— Гниды, черви навозные! — раздавался сверху хриплый голос приближающегося Виктора Топорова. — Сдавайтесь, все равно не уйти!
В этот момент при свете лампы Назаров разглядел арку, ведущую в соседнюю галерею. Он толкнул туда Барыньку и прыгнул сам.
— Заткните уши, Лариса! — крикнул Назаров, делая то же самое. — И рот откройте пошире.
И все равно они чуть не оглохли.
Динамитный удар в замкнутом пространстве — это вам не на концерте спать.
Взрыв сотряс дом и развалил на части винтовую лестницу. В лестничном проеме выросла гора обломков, под которыми остались и тела двух комбедовцев, раздавленные пудами обрушившегося сверху металла.
— Не судьба была тебе поумнеть, мой комбедовский друг, — с неподдельной жалостью вздохнул Назаров. — Зато нас теперь сверху никто из этой шайки не достанет. Лариса, как дальше-то выбираться будем?
— Я помню, как один раз в подвале играла с барским племянником (девушке показалось, что Назаров в темноте пристально посмотрел на нее, и она поспешно добавила: «Нам по десять лет было»). Мы сюда опускались через другой ход. Он, как я помню, был у противоположного крыла.
— Пошли, — сказал Назаров и, вынув маузер из кобуры, пошел подземным коридором, держа Ларису за руку.
Только электрический свет, если бы он когда-нибудь появился в Усадьбе, мог бы показать желающим великолепие подвальных катакомб. Архитектор, видимо, так и не понял, что должна была представлять из себя подвальная часть здания: винный погреб, фамильный склеп или инквизиционный комплекс. Поэтому тот, кто не поленился бы спуститься в рукотворное подземелье, нашел бы там элементы и первого, и второго, и третьего. Через подвал проходил большой и извилистый коридор, от которого ответвлялось множество небольших каменных закоулков. Разумеется, в барские годы никакого практического применения они не имели: владельцы Усадьбы не позволили бы оскорбить романтическое подземелье бочонками с огурцами и моченой брусникой. Теперь подвал получил такое содержимое, какое строители не могли и представить: пленников, регулярно отлавливаемых комбедом в деревнях. В таких случаях у подвала дежурил часовой. Однако в этот вечер, кроме Ларисы, никого революционная ячейка в заложниках не держала, поэтому подвал был пуст. Лишь запах мочи, донесшийся откуда-то сбоку, показал, что соседний закуток недавно служил импровизированной тюремной камерой.
Через три минуты свет фонаря высветил ступеньки, ведущие наверх.
— Вот и дверь, Федор Иванович. Только она снаружи заперта.
— Придется моим золотым ключиком открыть, — сказал Назаров, вынимая из кармана динамитную шашку. — Главное, нам сообразить, где укрыться.
Лариса, не выпуская из рук фонарь, отошла шагов на десять и увидела арку, ведущую в маленький тупичок. Она махнула рукой Назарову — можно поджигать.
Они прижались друг к другу, и товарищ Назаров, несмотря на грозовую суровость текущего момента, вдруг явственно ощутил, что этот момент можно было бы… — да нет! — недурственно было бы и растянуть подольше. Товарищ Назаров не заметил, как прижал к себе девушку чуть крепче, чем следовало.
И она, кажется, что-то прошептала ему…
Но даже если это было и так, взрыв заглушил все прочие звуки.
Между тем Колька Савельев, как ему и было приказано, прогуливался вокруг дома, ожидая, когда Назаров будет прыгать из окна. Задание это ему очень не нравилось. Колька помнил, как совсем недавно получил от Назарова метлой по мудям, и отлично понимал: после того как комбед сильно обидел назаровских родственников, даже самый сильный удар покажется наименьшей неприятностью, которую можно ждать от солдата. К тому же Колька не был уверен, что попадет в Федора из винтовки, потому как стрелял из нее всего один раз, и то по кошке.
«И чего я тут делаю? — думал Колька. — Другие мужики спят сейчас в родных избах с бабами, а я, как дурак, здесь от бандитов хоронюсь, до рассвета самогон хлещу и охочусь на соседей с ружьем. Пора сеять, а я то с винтовкой, то с гармошкой. Вдруг потом нормальное время вернется, что я тогда скажу соседям? Я сам бы такое другому не простил».
Однако Колька отлично понимал, что этот хомут так просто уже не снять. Дружки-бедняки помогли ему как следует отомстить Козину и особенно его сволочному сынку. Теперь — плати. Пропал добрый молодец. От германской войны по молодости уберегся, в последний военный год не засосала парня мобилизация. Выходит, от судьбы не уйдешь. Дома войну нашел. А что, если Назаров сейчас и вправду на него с верхотуры сиганет?