Красный терминатор. Дорога как судьба
Шрифт:
Лариса боролась долго. Раз ей даже удалось ударить локтем под вздох схватившего — тот скрючился, пригнув тем самым ее к земле. Но напавший на нее мужик был сильный, и вот она почувствовала, как ее руки грубо свели за спиной, а к щеке прикоснулась холодная сталь. Ларису чуть не вырвало от омерзения: она поняла, что совсем недавно лезвие купалось в чьей-то крови.
— Не рыпайся, голубушка, — она по голосу узнала Афоню-Мельника. — Может, я с хахалем твоим договорюсь.
В этот момент Назаров и предложил Афоне мировую. Лариса слышала его страшный ответ и сразу поняла, что будет дальше.
Действительно, Назаров вышел из сарая и стоял перед Афоней. Барский дом пылал с первого этажа до крыши, и было светло.
«Как днем», — подумала Лариса.
«Как под прожектором», — подумал Назаров.
А Афоня-Мельник ни о чем не думал. Он видел только, что наконец-то отомстит за всех и все.
— Афоня, — спокойно сказал Назаров. — Ну ведь тебе же жить хочется. Так? Ты расстроенный, ты просто нервный, как доктора говорят. Я на тебя не в обиде. Пусти Ларю, и пойдем вместе в село.
— Нет, я тебе за все отплачу. Ты, сволочь, лучших мужиков в нашем селе погубил. Ничего, ты дружка своего Слепака не надолго переживешь.
— Сколько объяснять надо, — грустно вздохнул Назаров. — Ну ни при чем тут я. Все без меня заварилось. Я пахать домой вернулся, а не мужиков губить. Еще раз совет даю — остудись, Афоня.
— Заткнись! — крикнул его противник. — А то я сейчас любушку твою подразукрашу. Швыряй пистолет на землю.
Назаров пожал плечами, медленно вынул маузер (Афонины зрачки сузились, нож так прижался к лицу девушки, что слегка его оцарапал) и бросил пистолет на землю.
— Распахни шинель. Назаров еще раз пожал плечами.
— Ага, еще один. И его швыряй.
— Федор Иванович, — крикнула Лариса, — не бросайте оружия!
Не обращая внимания на ее слова, Назаров кинул и револьвер.
— Так лучше, — сказал Афоня-Мельник. Только сейчас он сообразил, что не знает, как же теперь расправиться с Назаровым. Винтовку он уронил на землю, когда боролся с Ларисой.
— Пни пистолет ко мне поближе, — скомандовал он.
Назаров пнул маузер. Лариса вскрикнула.
Афоня-Мельник, продолжая держать ее за руки, присел, продолжая прикрываться женщиной. Он задумался: какой же рукой взять пистолет? Внезапно он оттолкнул Ларису, подхватил левой рукой маузер — правая по-прежнему сжимала нож, направил ствол на Назарова и нажал на спусковой крючок.
Выстрела не последовало, и Афоня понял, что в последний момент, перед тем как бросить оружие, Назаров успел поставить его на предохранитель. В распоряжении была одна секунда. С рычанием Афоня швырнул нож на землю и мгновенно отыскал правой рукой проклятый предохранитель.
Но эта секунда была и у Назарова. Блеснула финка, ласточкой вылетела из его руки и вонзилась в Афонин глаз. От лютой боли подручный Козина присел на корточки. Назаров, проскочив пять шагов, разделявших их, ударил ногой по оцепеневшей руке, и маузер улетел в сторону.
Рыча от боли, Афоня-Мельник вырвал финку из страшной раны. Теперь он видел лишь одним глазом, да и тот покрывала кровавая пелена. Афоня-Мельник ждал последнего выстрела, но его не последовало. Назаров, вместо того чтобы искать пистолет, поднял винтовку и стоял с ней возле Афони.
— Какой же беленой ты кормился? — укоризненно сказал Назаров. — Невинную девушку ножом резать хотел. Теперь у нас с тобой мировая не выйдет.
Афоня хрипло дышал. Силы оставляли его, казалось, они вытекали с кровью из глаза. Размахнувшись ножом, он прыгнул на Назарова. Тот отставил правую ногу, чуть присел и сделал то, чему был хорошо обучен на фронте — шаг вперед с одновременным ударом снизу обеими руками, сжимавшими винтовку. Кое в чем старые русские военные уставы были правы: на короткой дистанции — пуля дура.
Ровно одну секунду простоял Назаров, держа Афоню, поднятого на штык, а потом с кряхтеньем швырнул его на три шага вперед, как швыряют на воз копенку сена, взятого на вилы.
Лариса сидела неподалеку, плача и дрожа. Она смотрела не на трупы, а на пылающую Усадьбу, родной ее дом.
— Пойдемте, Лариса, — услышала она. — На траве прохладно.
Прохладно было только на траве. Вокруг Усадьбы стояла июльская жара. Но едва они отошли на несколько шагов в сторону, как окунулись в волны холодного воздуха. Отчего Лариса задрожала еще сильней и прижалась к Назарову. Небо было чистейшим, мягкие весенние звезды, как всегда, приготовились развлекать людей своим сиянием.
Назаров и Лариса уже вышли на тропинку, спускающуюся к селу, когда сзади раздался голос, срывающийся на визг:
— Стой!
— Что за неугомон? — удивленно сказал Назаров и тотчас сошел с тропки, потянув за руку девушку. Предосторожность была излишняя, хотя через минуту и раздался выстрел — пуля прошла шагах в пятидесяти.
— Лариса, посиди-ка здесь. Я его угомоню, — сказал Назаров. Девушке он оставил револьвер, чтоб было спокойней, и крадучись пошел параллельно дорожке.
И эта осторожность была излишней. Гришка, идущий вслед за ним по тропинке, размахивал винтовкой, как машет руками двухлетний малыш, потерявший мамку. Он плакал, передергивал затвор — видно, патронов уже не было — и продолжал кричать:
— Стой, стой!
Однако остановиться пришлось ему самому. Из-за куста вышел Назаров и подставил Гришке подножку. Гришка рухнул на землю, но тотчас поднялся, ища потерянное оружие.
— Ну, все парень, пора успокоиться, — сказал Назаров.
— Стой, стрелять буду, — гундосил Гришка и шел на Назарова с голыми руками.
Назаров несильным толчком в скулу опрокинул его на траву.
Гришка полежал минуту-другую, а потом сел, растирая по лицу слезы.
— Дядя Федя, вы заступитесь за меня перед Козиным, — забормотал паренек. — Я сбежал, когда все загорелось. Потом в сенцах обо что-то споткнулся. А это человек, и голова у него… То ли есть, то ли нет.