Красный террор глазами очевидцев
Шрифт:
Расстреляны наши соседи и близкие знакомые мать и сын К. Расстреляна жена генерала Ч. с двадцатилетней дочерью. Шоферы, возившие их на место убийства, рассказывали, что перед расстрелом несколько красноармейцев изнасиловали молодую Ч. Она со стоном обратилась к матери:
— Мамочка, за что мне еще и это?
— Потерпи, деточка, мы сейчас умрем.
Сегодня расстреляно 22, завтра 19 человек. Был день, когда расстреляли 46 человек. Расстрелы производились тогда за 5–6 верст от города. Могилы копали неглубокие и зарывали кое-как. Собаки делали в них норы. Вокруг валялись среди клочков одежд отгрызенные руки и ноги. Найти можно было легко по ужасающему трупному запаху, который приводил вас к месту расстрела. На другой день после расстрела к родным приходили чекисты и конфисковали все имущество. Объявлено было о выселении всех семейств расстрелянных в подвалы. Но эту меру издевательства им не удалось ни разу применить,
«Tschreswitschajka» [86]
Это странно звучащее слово неизвестно еще Европе. Пройдут года — и самые мрачные страницы истории человеческих революций будут посвящены Tschreswitschajk'е. Tschreswitschajka — сокращенное, вошедшее в обиход русской речи название «Чрезвычайных комиссий по борьбе с контр-революцией, спекуляцией и преступлениями по должности». Судя по этому длинному и неуклюжему титлу, можно предположить, что мы имеем дело с чем-то вроде органа государственного контроля либо революционным трибуналом. Так, кажется, думают и в Европе. Между тем, это — недоразумение. Tschreswitschajka — не следственная комиссия и не суд. Она — явление исключительное, подобие которому можно найти только во мраке средних веков. Кровавая тень ее падает на всю Россию, трепещущую еще в тисках коммунизма. Альфа и омега советской власти, она превратила страну в застенок и сделала своих творцов своими пленниками.
86
Архив Гуверовского института, коллекция С. П. Мельгунова, коробка 1, дело 2, лл. 65–70. Как следует из содержания настоящего очерка, он был составлен в 1919 г. в ходе работы Особой комиссии по расследованию злодеяний большевиков при Главнокомандующем ВСЮР.
Чрезвычайные комиссии были учреждены в России вскоре после захвата большевиками. По мысли творцов этого дьявольского проекта, чрезвычайки должны были охранять советскую власть от покушений извне и от гниения внутри. Им разрешалось проводить следствия и в тех случаях, когда они найдут нужным — творить собственный суд. Ни один носитель советской власти, как бы высоко он ни стоял, не мог считать себя забронированным от чрезвычайки — таков был лозунг, выдвинутый авторами плана.
Чрезвычайки были учреждены и широкой сетью покрыли несчастную страну. Не было того уголка, куда не проникло бы это «недреманное око». Строились они по строгому плану на основах полной централизации. Во главе всего стоит «всероссийская чрезвычайная комиссия». Ей подчинены губернские чрезвычайки, последним — уездные. Кроме того, в наиболее крупных пунктах России существуют городские чрезвычайки, а в деревнях — сельские. На железных дорогах, станциях и их районе действуют жел. — дорожные чрезвычайки, а на море — морские. Все эти чрезвычайки, согласно внешнему смыслу лицемерного закона, должны были следить за попытками восстаний против власти, на деле же они сделались орудием террора. Несколько сот насильников, захвативших власть над многомиллионной страной, могут удерживаться у власти исключительно путем устрашения, и действуют они через чрезвычайки. Физическое уничтожение буржуазии и запугивание масс — вот две страшные цели, которые были поставлены перед чрезвычайками и которые они выполняют с кошмарной точностью.
В настоящее время, когда весь юг России освобожден от большевиков, деятельность чрезвычаек служит предметом особого расследования со стороны добровольческих властей. До сих пор собрано уже огромное количество материалов, снимков, документов и т. д. Часть из них опубликована, часть систематизируется. Настоящий краткий очерк базируется исключительно на фактических данных, добытых следственными комиссиями в Харькове, Одессе, Киеве, Полтаве и др. городах юга после занятия их Добровольческой армией.
Как уже было сказано выше, вся сеть русских чрезвычаек построена на принципе централизации. Таким образом, личный состав чрезвычаек всегда назначался из центра и от местных властей совершенно не зависел. Это делало чрезвычайки необычайно сильным и страшным орудием, которое повиновалось только какой-то таинственной воле и, в случае необходимости, могло обращаться и против носителей советской власти. Чрезвычайки — иначе их называют «tsche-ka», по заглавным буквам Чр. Комиссии — арестовывают исключительно по своим ордерам, которые местными властями не контр-ассигнуются. Причины ареста, по большей части, следующие: 1) донос, 2) прошлая политическая деятельность, 3) социальное и имущественное положение, 4) преступление против советской власти. Последняя причина встречается очень редко, тем не менее, ею официально объясняются все аресты и расстрелы. Помимо перечисленных, существует еще одна причина ареста: заложничество. Творцы социалистического рая воскресили этот институт, давно уже забытый цивилизованными народами. Чаще всего заложники берутся при отступлении большевиков от какого-нибудь города. Участь этих несчастных предрешена: они беспощадно расстреливаются якобы в ответ на репрессии добровольцев, а на самом деле — в отместку за понесенное поражение. Берутся заложники и по другим поводам; так, когда началось польское наступление на запад России, по требованию всероссийской ЧК во многих городах были арестованы видные поляки и их семейства, многие из них уже погибли.
Арестованные содержатся в чрезвычайке без предъявления к ним какого бы то ни было обвинения и без всякого следствия. Они представляют из себя пушечное мясо; когда большевики терпят поражение на фронте либо когда где-нибудь внутри вспыхивает восстание против советской власти — в чрезвычайках данного района расстреливается несколько сот человек.
Понятно, что люди, арестованные чрезвычайками, знают заранее о своей участи. Сознание обреченности и постоянное ожидание своей очереди создают благоприятные условия для массового помешательства несчастных. Следствие установило, что значительная часть жертв чрезвычаек была казнена в состоянии более или менее полного умопомешательства. Обстоятельства казни потрясают. Вот несколько фактов, добытых следственной комиссией в Одессе:
I. В первые дни после эвакуации Одессы французами и захвата города большевиками, когда одесская чрезвычайка не имела еще собственного помещения и казни приходилось делать наспех, практиковался следующий способ. Обреченного приводили в клозет и наклоняли голову над чашкой. Палач сзади стрелял в голову. Бездыханное тело держали над чашкой, пока не стекала вся кровь. Затем спускали воду. Таким образом, убийство не оставляло никаких следов и не причиняло палачам хлопот по уборке (эти строки посвящаю наивным французским социалистам, которым Россия кажется коммунистическим раем).
II. Позже одесская чрезвычайка заняла один из лучших домов — дворцов в центре города. Казни производились днем и ночью. Обреченных вызывали по списку и выстраивали во внутреннем дворе. Тут же были палачи — преимущественно матросы (которые показали себя во всей русской революции исключительно аморальными и преступными людьми. Любопытная тема для социолога и психиатра). Палачи были пьяны и находились под действием наркотиков, которыми их снабжали перед каждой казнью руководители чека. В глубине двора находился узкий и темный спуск в подвал. Оттуда несчастных вызывали по три-четыре человека сразу; перед входом в подвал их раздевали догола и загоняли внутрь. В подвале царила кромешная тьма. Банда палачей становилась у входа и начинала расстреливать жертвы из револьверов. Вследствие темноты, первые выстрелы не убивали; несчастные начинали метаться по подвалу, натыкаясь на стены, разбивая себе руки и головы и падая друг на друга. От криков и выстрелов матросы зверели; они бросались внутрь, добивали жертвы рукоятками револьверов, вонзали пальцы в глаза и топтали тела ногами, превращая их в кровавое месиво. Теперь, когда значительная часть трупов обнаружена, эксперты-врачи содрогаются при виде переломленных позвонков, размозженных голов и вывернутых рук.
Для того чтобы стрельба и крики не доносились на улицу и не смущали обитателей коммунистического государства, практиковался следующий прием: во дворе постоянно стояли два грузовых автомобиля. Когда начиналась казнь, оба мотора заводились «на холостом ходу» и их оглушительное гудение покрывало звук выстрелов и нечеловеческие крики, доносившиеся из подвала. Жертвы, остававшиеся наверху в ожидании своей очереди, были всему этому свидетелями. Их счастье было, если очередь доходила до них. Однако чаще всего человек 20–25 отправлялись обратно в камеры под предлогом, что «сегодня уже поздно». В эти именно минуты многие и сходили с ума. Их расстреливали через два-три дня уже в бессознательном состоянии.
Когда иногда приходилось срочно расстрелять одного-двух человек, то сложная процедура подвала заменялась следующим: во дворе, у одной из стен, на высоте человеческого роста, было сделано углубление. Обреченного ставили спиной к стене, так что голова приходилась в отверстие, и палач стрелял сзади. Отверстие играло роль мишени.
III. В Киеве в помещении чрезвычайки следственная комиссия обнаружила одну страшную комнату. Это была обширная зала, уставленная стульями и скамьями в виде амфитеатра. Перед ними устроен помост. Это был театр, в котором расстреливались жертвы чека. Зрителями были члены чека, их знакомые и преимущественно дамы. Во время зрелища казней зрители пили вино и впрыскивали себе кокаин; комиссия обнаружила в страшном зале много пустых винных бутылок и шприцов от кокаина. В результате опьянения алкоголем, кокаином и кровью зрители приходили в исступление и сами принимали участие в казнях.