Красный террор в годы гражданской войны
Шрифт:
При расследовании оказалось, что большую часть казенных подотчетных сумм, кои мною им выдавались, они вносили прямо в ЦК ЕКП для нужд последней и лишь незначительную часть сумм расходовали на заграничную работу Иностранного отдела. Свои же сведения они получали и дезинформационный материал помещали в прессу, пользуясь своими мировыми связями, каковые операции не требовали тех громадных сумм, которые они выставляли в своих отчетностях.
Ввиду злоупотреблений должностных лиц на Правобережной Украине и появления там повстанческих отрядов, ГПУ Украины выделило от себя Полномочное представительство во главе с Евдокимовым в Киев, и я переехал туда со всем Иностранным отделом, оставаясь в должности начальника последнего.
1 января 1923 года я был назначен
По прибытии в Берлин я явился к полномочному представителю УССР Аусэму (Кронпринцен Уфер, 10), который на основании предъявленного мною ему указанного выше мандата ГПУ назначил меня 2-м советником Полномочного представительства УССР в Берлине. Он же сдал мне все дела, денежную отчетность и секретную агентуру по ГПУ, которую он вел до меня, и я приступил к изучению материалов, ознакомлению с секретными сотрудниками и проведению данных мне задач. (Между прочим, все материалы, сданные мне Аусэмом, находятся у меня на руках.)
5 июля 1923 года произошло слияние полномочных представительств УССР (Кронпринцен Уфер, 10) и РСФСР (Унтер Ден Линден, 7), причем Аусэм был назначен заместителем и старшим советником полномочного представителя РСФСР в Германии Крестинского227, а я был перемещен на официальную должность заведующего Украинским отделом Полномочного представительства РСФСР (ныне СССР) в Германии (Унтер Ден Линден, 7), сохраняя обязанности и права начальника Иностранного отдела ГПУ УССР. В число обязанностей моих, между прочим, входила выдача разрешений на право въезда на Украину, а также разрешение на въезд в Россию граждан, родившихся на Украине, а также амнистия лиц, участвовавших в гражданской войне и состоявших в белых армиях.
1 августа 1924 года я из разрешенного мне двухмесячного отпуска не вернулся. Дело в том, что вокруг моей работы создалась такая паутина интриг, доносов, клеветы и лжи, благодаря тому, что я [имел] возможность, жить, во-первых, за границей, во-вторых, имел возможность распоряжаться громадными суммами и ценностями, что я больше вынести не мог. Этому способствовало еще то обстоятельство, что председатель Коминтерна228 Зиновьев229 во что бы то ни стало захотел посадить на мое место своего родственника. Все это вместе взятое заставило меня перейти на нелегальное положение.
Несмотря на все случившееся, я продолжаю поддерживать связи с Москвой и Харьковом, хотя и нелегально, но весьма интенсивно.
Доказательствами моей работы в течение 7 (семи) лет в органах ГПУ является, во-первых, -- мой дипломатический паспорт на имя Михаила Георгиевича Сумарокова с моей личной фотографией, во-вторых, -- Персональ Аусвейс 230 с такой же фотографией, выданный Полномочным представительством УССР в Германии с регистрационной отметкой Министерства иностранных дел (Германии), в-третьих, -- удостоверение личности, выданное М[инистер]ством иностр[анных] дел (Германии), что я состою на дипломатической службе СССР, письмо за No 2 за подписью начальника Контрразведывательного отдела Иванова с
Нашими резидентами и их секретными сотрудниками был привлечен в свою очередь целый ряд журналистов, которые по заданиям ВЧК (ГПУ) и Коминтерна на известных условиях обязаны были помещать в прессе те или иные статьи, сведения и документы, которые составлялись и редактировались ответственными работниками центров.
Такая дезинформационная работа велась и ведется исключительно заграничными отделами наших центров. Искусственно создавались как в самом СССР, так и за границей различного рода организации якобы антисоветского направления, которые и должны были раздражать общественное мнение против антисоветского движения. Одним из главных теоретиков постановки такой работы был приглашенный ГПУ в качестве секретного сотрудника бывший жандармский генерал царского правительства Михаил Комиссаров. Только после расшифрования его белыми эмигрантами ему и его помощнику Чайкину пришлось уехать из Европы в Америку с теми же заданиями. Таким же сотрудником был Венгеров, французский полицейский чиновник Бенуа, работающий и доныне по заданию ГПУ, и числившийся в моей резидентуре по Константинополю и работающий ныне у румынского правительства, именующий себя доктором студент Богомолец, австро-венгерский подданный Аугенблик, именующий себя Владимиром, два брата Гринкруг, журналист Раковский, журналист, именующий себя Алмазовым, Панхусович, Горвиц-Самойлов, именующий себя Владимиром, Брайтман и друг[ие].
ВЧК (ГПУ) не только отдельным журналистам платила деньги, но и содержала на свой счет целые редакции, списки коих и имеются в наших сводках.
Моими разъездными резидентами по Константинополю были Виленский и Михельсон, которые через свои связи помещали в прессе статьи, материалы и документы, изготовленные Москвой и Харьковом и пересылаемые или через меня, или тов. Дукельского, состоявшего тогда председателем Одесского губернского отдела ГПУ.
Виленский и Михельсон имели постоянных секретных сотрудников по всей Европе и Америке, с которыми поддерживали периодическую и систематическую связь.
Кроме указанных выше: Алмазова, Брайтмана, Горвиц-Самойлова и других, очень большую помощь оказывал некий Герман Бернштейн родом из Могилева, помещая пересылаемые ему материалы, сведения, документы, статьи и заметки в корреспондируемые им газеты.
Бернштейн получал эти материалы из Москвы и из Харькова через наших сотрудников и агентов-резидентов, ставил известные условия, которые не всегда нами в ГПУ принимались.
Ему обычно поручалось проведение газетной кампании по Америке, где он имел наибольшие связи, в пользу подготовки общественного мнения к признанию Советов и дискредитированию эмигрантов и антисоветских общественных деятелей.
Примыкая по своему прошлому к партии левых социалистов-революционеров, Бернштейн имел много партийных товарищей среди верхов коммунизма, состоящих частью из бывших левых эсеров.
Однако связь с Бернштейном, а равно и с другими подобными же секретными сотрудниками оберегалась Москвой самым тщательным образом.
Бернштейн, чтобы подчеркнуть свою независимость от Советов и для наилучшего законспирирования своей работы, прибыв в Берлин, стал, по нашим заданиям, добиваться от советского правительства визы на въезд в Россию, когда же им был официально получен отказ в этой визе, о чем он, между прочим, был ранее поставлен в известность, немедленно поднял по всей прессе шум по поводу этого отказа ему в визе советского правительства, что весьма способствовало укреплению его положения в антисоветских кругах.