Красный вереск
Шрифт:
…Быстро же он тебя окрутил, Вольг Марыч из племени Рыси!!!
— Я знаю ваш мир, — твёрдо сказал Олег, поднимая глаза. — Вы сказали правду — он похож на мой. Я вырос в таком… или почти таком. «Без границ и без табу», а на деле — без совести и памяти. Их вы называете атавизмами, да? И я достаточно умён, чтобы понять — не всякую землю выгодно превращать в протекторат. Проще и надёжней завоёвывать души. И растлевать их — чтобы обезопасить себя от конкуренции. Вот это и есть ваша настоящая цель. Для тех, кто послабее — вельботы и ливневики, наёмники и несчастные полуроботы. Для тех, кто посильнее — квадратная музычка, абстракционизм и сексуальная революция… Удивлены? Я начитанный мальчик. И то, что вы мне тут впаривали, я тоже читал. Даже когда-то любил. Детские сказки-модерн — юный герой попадает в
Олег умолк и услышал, как дышит — неровно, сорванно, будто готовясь заплакать. Но горло перехватили не слёзы — ярость.
— Ты всё сказал? — спросил йорд Виардта хладнокровно. Но Олег чувствовал его сдерживаемое бешенство, как чайки чувствуют бурю. И, хотя понимал — ему это бешенство грозит жуткими вещами — всё-таки улыбнулся и ответил:
— Не всё. Вы знаете, что такое Верья? Вы, палач, убивший десятки тысяч людей знаете что-нибудь о них? Верья — это всё. Всё. Боги. Предки. Потомки. Земля, на которой живёт мой народ. И я сам. И великое право строить жизнь так, чтобы не было стыдно перед собой, а значит — перед всем, что есть Я. Перед богами, предками, потомками и землёй. И ещё это значит, что я — бессмертен. Постарайтесь это понять, хоть это и нелегко. А то, что проповедуете вы, я тоже знаю. Это право не строить, а пристроиться в жизни так, чтоб было сытно. И больше ни о чём не думать. Ни о каких табу и обычаях — на кой они, живём-то один раз и для себя! А самое поганое — что вы заставляете других жить так, а сами живёте иначе. Совсем иначе. Дурачите других. Вы — честные, умные, храбрые, красивые — превращаете людей в подонков, глупцов, трусов и уродов. Страшнее этого и выдумать нельзя. Потому вы и подцепили на Земле христианство, потому оно у вас и шагает в ногу с наркотиками. Вам нужны люди, которые верят, что они не дети бога, а его стадо. Стадо, которое можно стричь и гнать, куда захочется. А держать лучше всего на коленях, чтоб ввысь не тянулись… Заражать радиацией, ставить опыты над детьми, культивировать тупость, как норму жизни…
— А ты веришь в богов? — спросил йорд Виардта. — В тех богов?
— Да, — ответил Олег. — Верю. И в совесть, которая голоса мёртвых. И в то, что боги и совесть — это я. Поймите это, если можете — Я. И вам надо спешить, анОрмонд йорд Виардта. Вы можете опоздать навсегда.
— Где Радужная Дорога? — спросил Палач.
Олег понял, что переборщил, открылся перед противников, который владеет мечом гораздо лучше.
— Я не знаю, — ответил он. — Если б я это знал — я бы вернулся по ней домой.
— Логично, — сказал йорд Виардта. — Именно поэтому я тебе не верю. Мы сами… не очень любим логику — именно поэтому и летаем к звёздам. У вас, славян, с нею тоже взаимная неприязнь. Думаю, — данван подошёл вплотную и наклонился, — ты ЗНАЕШЬ, где Дорога. Может быть, ты сам её и нашёл.
Светлые глаза данвана затягивали, как омуты, как странное болото. И лишь в последний момент Олег сумел — уже почти инстинктивно! — вытолкнуть из своего разума цепкие пальцы. Йорд Виардта вскрикнул и отшатнулся — похоже, Олег сумел его «ударить».
— Вот оно что, — процедил Палач. — Во-от ты кто. Это… этого не может быть… но это есть… Где Радужная Дорога, слим ценав?!
— Красть — плохо, — заставил себя улыбнуться Олег. — Святые — святы. Подонкам — бой.
— Жаль, — отрубил йорд Виардта. — Ты всё равно будешь делать то, что я скажу и говорить то, что мне нужно. Только через боль и страх.
— Жаль, — повторил за ним Олег, — что я не увижу вашу планету. Было бы интересно. Не все же у вас такие… фашисты. Да и в космос вы, наверное, вышли просто потому, что мечтали о звёздах…
Данван отошёл к столу и что-то приказал негромко, нагнувшись к приборам. Олег заставил себя успокоиться, потому что понял — начинается. Ну что ж, он сам этого добивался. И знал, что это начнётся…
…Мамочка, родная, как страшно!!!
Сбоку появился офицер — моложе йорд Виардты, в таком же мундире, с самым обычным дипломатом. В его глазах Олег с холодком прочёл любопытство — как у учёного, в чьи руки попала редкая бабочка. Бабочкой был он. Олег Марычев, пятнадцати лет.
Данваны заговорили. Олег сидел, пробовал ремни и клял себя за то, что не попросил кого-нибудь из ребят позаниматься с ним как следует этим языком. Потом молодой офицер раскрыл на столе «дипломат» и повернулся к Олегу.
В правой руке у него был пятикубовый шприц. Смешно — земной, русский «Луер», дешёвка. Смешно, смешно… вот и думать про смешно. Значит они не будут бить или жечь огнём. Какой-нибудь пентотал натрия или ещё что. На подростков действует в ста случаях из ста, у них не устоялись жизненные мотивация и позиция, так Олег читал в одной книжке. Кажется — «Своя разведка»…
Страшно. Мне страшно.
Как же заставить себя умереть? Это было всё, чего он хотел в тот миг, потому что изнанкой этого неумения оказалось невольное предательство своих. Племени. Бранки. Друзей. Деда. Своих. Мысли о смерти были не такими страшными, как мысли о предательстве, которое он совершит.
Сто из ста. Сто. Не 99. Не 99,99. Сто.
Сто.
Хоть ты Зоя Космодемьянская, хоть Шура Кобер. Наркотик — это не гестаповцы с плётками, ему плевать на героев и трусов.
Сто. Из. Ста.
— Ардлоо — предупреждающим тоном сказал йорд Виардта, подбородком указывая не Олега. Второй данван кивнул и с силой положил ладонь на лоб Олега, прижав его голову к спинке кресла. Это он сделал напрасно. Олег не собирался сопротивляться, тратить силы на бесполезное. С отчаянной решимостью мальчишка готовился бороться с наркотиком. У взрослых, говорят, как-то получается. Что же там было написано?.. Нужно сосредоточить внимание на чём-то реальном — звуке или предмете… а если — когда? — захочется болтать, надо говорить любую чушь, не умолкать. Хоть стихи читать, хоть петь частушки или вспоминать школьные годы чудесные…
Он сжался от омерзения, когда игла вошла под правый глаз, но это оказалось почти совсем не больно. Данван ловко выдернул шприц, быстрым движением швырнул его куда-то в сторону, за спину Олега, и отошёл к Палачу, удовлетворённо ему что-то сказав. Оба офицера встали у стола, не сводя глаз с мальчишки, сидевшего в кресле.
Олег тоже ждал. Потом неожиданно для самого себя рыгнул… и еле успел вывернуть голову вбок — его стошнило так, что забрызгало даже стенку
— Зоу?! — раздражённо и нетерпеливо спросил йорд Виардта. — В'оу инка?! Деад им?
— Ви найс усфилма, — ответил офицер. — Каусйан унс, а?
Йорд Виардта сделал раздражённый жест…
…После шестого укола, когда пустой, выжатый желудок отозвался желчью, смешанной с кровью, и Олег косо повис в кресле, потеряв сознание, с закаченными глазами и нитями густой слюны, тянувшимися из углов губ, медик аккуратно закрыл дипломат и пожал плечами:
— Ничего не выйдет. Он буквально выблёвывает всё, что я в него закачиваю. Не могу это объяснить с медицинской точки зрения, но это факт. И кстати, далеко не первый подобный случай, как вы знаете.