Кратер Эршота
Шрифт:
Посмотришь от реки вдаль, и увидишь картины одну красивее другой. Вот темно-зелёный лес взбежал на высокую сопку и вдруг оборвался; седой гранитный утёс выставился из горы и встал поперёк склона обнажённой грудью, преградив дорогу зеленому нашествию. А за провалом высится ещё более крутая стена с причудливыми глыбами, ещё выше гора. Но лес забирается и туда. Каким-то чудом перешагнув через ущелье, он лепится по склонам все выше и выше, сам страдает, хиреет от жизненных неудобств на голых, чуть замшелых камнях, но все же цепляется за дикую землю, старательно покрывает её, словно вид голых камней оскорбляет взор зеленого божества, завоевавшего весь огромный
Дальше река затейливо начинает петлять по долине и в своём непостоянстве создаёт пышные, неповторимо красивые острова. Огромные тополя плотной темно-зеленой стеной стоят по берегам островов, а ниже, у самой воды, темнеют заросли малины и красной смородины; тяжёлые ветви рябины качаются над самой водой. Пройдёт три коротких месяца, и в августе нальются на них весомые яркие ягоды. Послышится тогда из зарослей глухое ворчанье тетерева, большого любителя этого горьковатого лакомства… Но сейчас она цветёт, прихорашивается в своём подвенечном белом платье.
Вон там, чуть в стороне, образовался давний речной затор. Легли через реку отстоявшие свой век могучие тополя, вода намыла на них разный сплав — корни, пеньки, ветки, скрепила все это песком и галькой и стала на месте. Кружится теперь медленным водоворотом у плотины, ищет выхода. Широко разлился тут плёс, затопил даже бело-красный тальник, подступился к самой тайге и затих у берегов, чистый как зеркало. Смотрятся в спокойное озеро голубое небо, зеленые хвойники на бережку и нежные кисти фиолетового иван-чая, жителя всех северных стран. Глядишь не наглядишься на эти суровые в своей красоте картины, а прислушаешься, сомнение возьмёт: живое ли все это перед тобой?.. Уж больно тиха и безмолвна жизнь тайги в высоких широтах. Ни звука… Ни шороха… Лишь воркует тихонько река, струится по гладким камушкам вода, убегая из края вечного безмолвия куда-то в неизведанную даль.
Весь день прошёл в хлопотах. Лука Лукич привёл на базу лошадей. Туй помог ему собрать табун очень быстро. Лошадей осмотрели, примерили вьюки и снова пустили пастись.
После обеда Усков попросил всех присесть и вынул карту.
— Значит, так! — сказал он. — Выходим на заре. Все-таки путь многодневный и трудный — километров семьсот, если считать в оба конца. Пойдём на северо-восток, пересечём три боковых отрога Главного хребта и выйдем к основным высотам, на плато Салахан-Чинтай… Знаменитое плато! Обследуем горные породы в верховьях рек и посмотрим, что растёт и может расти в долинах. Все-таки, обратите внимание, эти места — одно из последних «белых пятен» на Земле. Я надеюсь, что мы здесь найдём и редкие металлы, и пастбища, и место, чтобы капуста могла расти, и, скажем, всё-таки картофель, и прочее. Теперь вот что: времени у нас мало, к середине октября мы должны сюда вернуться, и, надеюсь, Семеныч…
Шофёр тряхнул головой:
— Непременно буду ждать, Василий Михайлович. Будьте без сомнения… Только подайте радиограмму, и я сразу выеду.
— Отлично! Ещё два слова: все заботы о лошадях, о пропитании, все хозяйство ложится на Луку Лукича. Однако мы должны ему помогать. У нас есть ружья, стало быть, питаться надо дичью. А консервы приберегать для крайних случаев.
«Вот это правильно! — подумал Петя, сжимая свою «ижевку». — Какие там консервы! Медвежатина, гусятина — вот она, пища таёжника!..»
— Итак, — продолжал геолог, — отдыхайте, друзья, а завтра с рассветом в дорогу.
День подходил к концу. Сумерки подкрались незаметно. Над долиной сгустились тени, стало слышно, как шуршит по камням вода. Лесная даль затуманилась, и наступила короткая северная ночь, молчаливая и странно прозрачная.
Кажется, ты только что уснул, а вот уже к подъем… Борис подтолкнул Петю, встал, потянулся и без промедления пошёл к реке расслабленной походкой невыспавшегося человека. Вяло опустившись на колени, он набрал полные пригоршни холодной воды и плеснул себе на лицо, па грудь. Возвратился он порозовевший, бодрый и с азартом и жадностью взялся за работу.
В предутренней дымке молча седлали лошадей. Они фыркали, лягались и обмахивались хвостами, когда Лука Лукич и Любимов слишком туго подтягивали вьючные подпруги.
Наконец приготовления окончились. Вьючных лошадей связали на одном длинном поводе, верховых расставили в заранее определённом порядке. Впереди — Любимов и Усков. За ними — на некотором расстоянии — Борис. Лука Лукич ехал в середине каравана. В конце — Петя и замыкающий Орочко. Так распорядился Любимов.
— Ну, — сказал Усков, пожимая руку Семенычу. — Нам пора. До скорой встречи, друг…
Они обнялись. За геологом подошли прощаться остальные. Семеныч растроганно заморгал. Петя застенчиво прощался последним. Семеныч крепко обнял его и зашептал:
— Береги себя, парень! Дело-то ведь нешуточное…
И отвернулся.
Длинной цепочкой резво тронулись вверх по реке застоявшиеся лошади. Уже когда въезжали в тайгу, Петя в последний раз обернулся, И сердце его почему-то тревожно сжалось. На опустевшем берегу стояла одинокая фигура шофёра.
— Прощай, Семеныч!.. — громко крикнул мальчик, и голос его сорвался.
Шофёр поднял над головой руки и в знак приветствия сжал ладони.
Поворот, другой — и стоянка скрылась. Караван углубился в тайгу.
Глава третья
повествует о первых приключениях экспедиции. — Странные озера. — Рысь готовится к прыжку
Даже представить трудно, как велика, как бесконечно просторна наша страна!
Идёт геологический отряд день, другой, третий. Заберутся люди на какую-нибудь вершину и оглянутся кругом: куда только хватает взгляд, лежат застывшими волнами мёртвого моря округлые невысокие сопки, — то в россыпях серого щебня, то одетые в редкую темно-серую чешую мелкого леса, то старательно укутанные в ярко-зеленые заросли кедрового стланика. Природа не любит однообразия. То там, то здесь подымаются горные хребты. Чёрными скалистыми массивами разделяют они мелкогорье и горделиво уходят за горизонт, кутая свои альпийские вершины в белые облака.
Спустятся люди с гор и снова идут неторопливым шагом искателей по распадкам и склонам сопок, идут день, другой, третий… И снова подымутся на очередную гору, переведут дух, зорко осмотрятся кругом. И снова развернётся перед ними знакомая картина: бесконечные, от горизонта до горизонта, ряды сопок и грозные каменные хребты среди мелкогорья.
Редко-редко увидят перед собой люди неширокие равнины. Это — долины горных рек. Титаническим трудом пробили себе путь среди гор быстрые воды, они разрушили каменные стены, натащили в низины валунов, гравия и песку и кое-как выровняли своё ложе. Долины заросли душистым тополем, лиловым кипреем и целыми рощами кустов-ягодников. Качаются на песчаных островах высокие травы, шныряют меж кочек лисы и зайцы, бормочут на опушках глухари. В долинах сосредоточена жизнь обитателей Севера. Здесь как-то веселее и привольнее, чем в сопках.