Краткие встречи долгого расставания
Шрифт:
– Как скажешь, только я имел в виду другое.
Мы подошли к памятнику жертвам сталинских репрессий - небольшому продолговатому камню, привезенному в Москву из Соловков. Анна остановилась, разглядывая белые розы, лежащие у подножия камня.
– Может, еще пройдемся?
– попросила она.
– Два дня дома сидела, хочется немного развеяться... А тут еще эта Рита, с ней вечно одни проблемы...
– Куда пойдем?
– Давай до Театральной. Тем более, тебе по пути.
И мы снова двинулись в путь.
– Так странно чувствовать себя свободной
– Даже не могу поверить в происшедшее. Не надо волноваться, не надо ждать мужа с его несносной работы, не надо думать о его нежданных "деловых" гостях, об ужине, обеде, завтраке, стирке, да и обо всем прочем. Приходишь домой, включаешь свет - и все. Только ты - и никого более. Красота!
– Замечательно, - поддакнул я.
– Чем же тебе не угодил Петр?
– Он - сволочь, - просто ответила Анна, - я его терпеть не могу, импотента этого, в башке одни цацки, пьянь подзаборная. Придурок! добавила она со злостью. Я заметил, как у нее на глаза набежали слезы.
– Не хочу о нем даже вспоминать.
– Однако, он неплохо тебя обустроил.
– Это я себя обустроила, - резко возразила она.
– У него время на все оставалось, кроме меня. Так что приходилось вертеться и добиваться всего самой.
– Прогресс заметен.
– А что ты хочешь? Теперь я независимая женщина, обладающая достаточными сбережениями, чтобы не думать о мелких проблемах. И где-то противопоставить себя крупным.
– И давно ты стала такой бизнес-вумен?
– я усмехнулся.
– Сколько себя помню ты была скромной милой девочкой, немного прямолинейной и взбалмошной, конечно, как же без этого, но зато примерной ученицей, мечтающей о своем принце, который непременно тебя разыщет и женится.
– Эта школа, - Анна кивнула в сторону упирающейся в кремлевскую стену улицы, - научит совсем иному. Быстро и надолго. Захочешь удержаться на плаву - поневоле вцепишься мертвой хваткой в горло ближнему твоему. Таким макаром и крутилась последние годы. Устала до чертиков, едва стресс не заработала, хорошо еще вовремя затормозила. А так - ни минуты покоя, не одно, так другое.
– Уже в рифму начала говорить. А он?
– я не рискнул назвать по имени ее благоверного, опасаясь новых негодующих фраз.
– Спился, - ответила она, - поэтому мне и пришлось постепенно всю его деятельность взвалить на себя... Хорошо еще развелась без особых проблем. С его стороны никаких возражений не последовало. Или растерялся, или совсем опустился, или стало действительно все равно, не знаю, да и знать не хочу.
Мы прошли некоторое время молча, спускаясь в сторону Кремля. Добрались до Воскресенских ворот; я хотел было свернуть в них, и пройти на Театральную площадь, но Анна неожиданно остановилась.
– Подожди минуту, - она высвободила руку и нырнула в помещение первой аптеки, все еще работающей в поздний час. Вскоре вернулась, запихивая что-то в сумочку, какую-то коробочку лекарств.
– Что это?
– полюбопытствовал я.
– Так, - Анна отмахнулась, - подруга просила купить.
Тема
– Пойдем до "Библиотеки"?
– попросила она. Я тут же согласился.
Но, пройдя всего несколько шагов, Анна остановилась прямо напротив входа в метро.
– Просто я не совсем уверена, что быть одной намного лучше, задумчиво произнесла она.
– Иногда не хватает простого человеческого общения, не по телефону, конечно, просто так, лицом к лицу, с человеком, которого хорошо знаешь, с которым можно обсудить любую тему, сколь бы интимной она ни казалась... Знаешь, мне очень не хватает... этого всего... может... Давай заедем сейчас ко мне, развеемся. Тебя все равно дома никто не ждет.
Предложение было сделано довольно откровенно. С этого начинались наши встречи еще лет семь, кажется, назад. До того, как Аня резко передумала и выскочила замуж за подающего надежды Петра.
Она и сама изменилась заметно с той далекой поры, но вот это... Прямолинейность ее просьб и ответов, порой просто шокирующая, порой издевательски двусмысленная, осталась, от нее Анна не смогла избавиться даже после свадьбы и развода, не избавится, думается, до конца дней своих. Да она и не хочет этого. И вот теперь, сделав свое предложение, ждет от меня столь же простого ответа, в ее стиле: да или нет.
Примерно минуту я молчал. Два последних предложения, произнесенных Аней сейчас, живо напомнили мне о времени, прошедшем со дня нашего последнего рандеву. Тогда она отказала мне в дальнейших ухаживаниях под очень простым и понятным предлогом: она молодая, еще неоперившаяся, ни гроша за душой, кроме родительских средств, а ей хочется, как говорится, "пожить красиво" и это "пожить красиво" у нее на примете имеется. А потому считает для себя лучшим вариантом не меня, а Петра, оценив по достоинству его связи и возможности. И, на самый уж крайний случай, попросила, нет, приказала, мне ждать.
Феминистки были бы довольны таким решением.
От меня путного она и в самом деле не дождалась бы. Так что стоило ли жертвовать собой... ради чего, собственно? Удовлетворения сиюминутной прихоти, амбиций, или еще чего-то? Я не могу дать ответа. Не отвечу ни да, ни нет на другой, более важный, несомненно, вопрос. Раз уж мы все же встретились, и раз уж так получилось, что не связаны нынче никакими обязательствами... Любила ли она меня тогда, да и любит ли сейчас, вот в эту минуту?
Интересно, а я что могу сказать сам? Кажется, не уверен за тяжестью лет наверняка, Анну я действительно любил; сейчас, после смерти Варвары, мне трудно вспоминать, особенно те далекие годы, не относящиеся к ней. Трудно себе представить, что у меня могла быть другая любовь, нежели Варвара. И что вдвоем нам могло тоже быть хорошо.