Край безумной любви
Шрифт:
В былые годы Резак всегда учил Лешку: «Если ты живешь по особым понятиям и придерживаешься законов уголовного мира, ты должен решить для себя, кто ты? Бродяга или шелупонь. Уважаешь тех, кто несет на своих плечах тяжкое бремя вора – лидера, помоги, чем можешь, но добровольно. Отдав в общак, ты оказываешь свое уважение и знай на будущее, что эти крохи, вложенные другими людьми, помогают выжить тем, кто отрицает все красное и ненавидит ментов. Бойся тех, кто, прикрываясь именем правильного бродяги, собирает свой общак и вместо того, чтобы направлять собранные средства по назначению, хавает из общего котла, как последняя свинья».
По уразумению Лешки именно такой тварью и являлся Печенег. Как-то
21
Проехать на арбузной корке – пострадать не по своей вине
Зяма объявился у Лешки в расстроенном виде и поделился своим горем, случившимся на днях.
– Короче, иду по улице, меня приспичило, и я заскочил в один двор. Смотрю, за гаражами мужик пьяный спит, я его по карманам обшманал, и шестьдесят рубликов из брюк вытащил. Приехал в городок и с пацанами все деньги пробухал. Я им эту историю рассказал, а через два дня Печенег меня встретил и спрашивает: «Ты мужика пригрел на деньги? – Я говорю – было дело, а он мне, – Короче, с тебя двадцатка, не принесешь через пару дней, обложу данью, будешь сто процентов платить».
– Вот борзый, – возмутился Леха, – и что думаешь делать?
– Винтить нужно на какое-то время с городка, а то Печенег мне духоту создаст. Эх, был бы сейчас Резак, он быстро этого козла на место поставил.
– Пойдем к Моте, может он что посоветует.
– Мотя забухался совсем, Печенег со своими кентами приходят к нему домой, и спаивают, его теперь мало, кто слушает, так, если малолетки зайдут к нему выпить.
– Да, не та уже стала наша Черная улица, – вздохнул Лешка. – А давай мы Печенегу сами оборотку дадим, – предложил Борисенок.
– Нас по асфальту размажут, ты же понял, на что намекает Печенег, мол, я в общак не сдал краденное.
– Что-то я не слышал от других, чтобы Печенега кто-то назначал собирать дань в городке. Чушь все это, короче Зяма, идем к Моте, пока он трезвый с утра, как посоветует, так и сделаем. Я сейчас за Витьком Валеным, а ты к Якимку, если что, вчетвером отобьемся.
– А, пацанва – а! – протянул Мотя заплетающимся языком и весело, раскинув руки, предложил парням выпить остатки портвейна.
– Мотя, мы к тебе по делу, – Лешка сел напротив и рассказал всю историю Зямы. Спившийся урка поморщил лоб, призадумался, и казалось, в один миг протрезвел.
– По – своему Печенег прав, но ему не положено собирать филки, получается пацаны – это магерамство. Посылайте его туда, – Мотя указал рукой на окно, за которым виднелся в огороде туалет.
– А если он кипишь поднимет? – допытывался Лешка.
– Тогда вам надо толпу собрать, а то не справитесь.
– Мотя, его же многие из наших знают, какая толпа? – Леха пытался вытянуть из урки хоть что-то дельное.
Старый уркаган призадумался, ворочая полупьяными мозгами.
– Ты с отцом –
– Нет, не хочу его втягивать в свои дела, меня мать просила. Батька после последнего срока еле-еле отдышался, ты же знаешь, что его по актировке 22 освободили, тубик 23 он.
– Привет бате от меня. Ну, тогда сделаем так: поедешь в Люблино, найдешь по адресу моего закадычного кореша – Славку Седого, передашь ему от меня привет и маляву, мы с ним два раза зону топтали. Славка одно время в Люблинской психиатричке лежал, под дурака косил и от тамошнего психиатра слинял, перебравшись в зону. Обскажешь на словах ситуацию. Понял? – Лешка кивнул, – У него знакомые с Люберцев есть, – продолжил Мотя, – парни в бокс ходят и на борьбу, ежели что, Печенегу «стоп в гору» выпишите. А с тебя Леха, простава, – засмеялся беззубым ртом Мотя.
22
Актировка – После комиссии ВТЭК заключенного освобождают из мест лишения свободы по акту о болезни.
23
Тубик – больной туберкулезом легких.
Лешка достал из-за пазухи бутылку «Анапы» и протянул Моте, тот мигом распечатал и с «горла» выпил почти полбутылки. Морщась и хватая воздух ртом, чтобы его не стошнило, протянув бутылку пацанам. Зяма и Якимок выпили до дна, Валеный пить отказался.
Лешка тут же спланировал со своими друзьями добраться до Седого, но не получилось: во дворе послышался лай собаки и людские голоса. Зяма, чувствуя спиной беду, прильнул к шторе и тихо сказал?
– Пацаны – это Печенег со своими.
– Сколько их? – спросил Леха, а сам накинул на кухонные двери крючок.
– Человек пять.
Мотя попытался встать с продавленного дивана, но снова завалился, ему хватило двести грамм, чтобы отключиться. Лешка обвел глазами кухню и увидел за шкафом топор.
– Пацаны, встаньте возле окон, если начнут бить стекла и лезть в дом, бейте по головам. Я пойду на кухню и попробую поговорить с Печенегом через дверь.
В сенях раздался топот ног и последовал сильный стук в дверь.
– Это, мужики, валите отсюда, Мотя спит бухой, – крикнул Леха.
– Открывай, мы Моте похмелиться принесли.
– Я же сказал, он уже готовый.
– А ты кто такой, что – то я по голосу не определю? – прохрипел Печенег.
– Борисенок.
– Слышь ты, дверь открой.
– Мотя сказал никому не открывать.
На улице рядом с окном, уже кто-то стоял.
– Борисенок, позови-ка своего корешка Зяму, пусть выйдет, мне с ним побазарить надо, – послышался голос Печенега.
Леха и пацаны молча ждали. Мотя завалился на бок и похрапывал. Вдруг с улицы кто-то надавил на стекло, и оно со звоном рассыпалось по полу. Колыхнулась шторка и показалась голова парня. Якимок держал в руке стул, и как только шторка отдернулась, врезал по темечку, да так, что сиденье отскочило к потолку. Парень, изрыгающий матерки и вопли, из боязни остаться без головы, скрылся за уличной рамой. В тот же миг со звоном вылетело стекло на кухне, кто-то остервенело очищал раму палкой. Леха острием топора два раза ударил по раме и подоконнику. Двое дружков Печенега отскочили, увидев разъяренного парня. Пока Леха оборонял окно в кухне, кто-то попытался влезть в комнату и тут, уже не выдержал Витек Валеный, он схватил со стены висевшую гитару и что есть силы, шарахнул парня по голове. Треск, прощальный звук оборванных струн и дикий рев пострадавшего, слились в один шум. Со двора кричали: