Край земли у моря
Шрифт:
— Каких... последствий? — осторожно спросил Дел.
— Она может долго не приходить в себя, могут быть явления дезориентации, временной локальной амнезии — или, скажем, сильные головокружения. Кроме того, до сих пор существует опасность вторичного кровотечения. Примерно дней через восемь, если не возникнет осложнений, ее можно будет перевести из реанимации в нормальную палату. Лори предлагает, если все будет в порядке, перевезти ее в вашу заводскую больницу — но об этом пока рано говорить.
— Когда я смогу ее увидеть?
— Она еще не пришла в себя.
— Все равно...
—
— У нее нет никого, кроме меня.
— Я не знаю, когда она придет в себя, это может произойти и через сутки. Вы сами собираетесь находиться с ней все время?
— Да, разумеется. — Встретив несколько удивленный взгляд, пояснил: — Не беспокойтесь, мне уже приходилось ухаживать за ней, когда она болела.
Ему хотелось как можно быстрее увидеть Карен — даже без сознания, все равно — увидеть, дотронуться до руки, погладить по лицу, убедиться, что дышит, что живая. Словно подслушав его мысли, врач встала.
— Ну хорошо, пойдемте.
Коридор... лестница... ну скорее, скорее... Голову сжимало словно железным обручем, кровь билась в висках... Стеклянная дверь с надписью «Отделение реанимации»... стол дежурной сестры — и сама сестра, тоже в монашеской одежде. Остановка — зачем, почему? Ну скорее же... Переговорив с сестрой, врач прошла по коридору, остановилась у двери с номером «4» и пропустила его вперед.
Лицо — бледное, неподвижное, с закрытыми глазами — это было первым и единственным, что Дел сразу увидел. Прежде, чем кто-нибудь успел опомниться и помешать, он шагнул к Карен, наклонился и прикоснулся губами к щеке; сказал — тихо, чтобы могла услышать только она:
— Я с тобой, — на мгновение сжал в руке маленькую вялую ладошку, выпрямился и отступил на шаг.
Умом он прекрасно понимал, что Карен без сознания, что сейчас она ничего не слышит и не воспринимает — и все же какое-то мгновение вглядывался в неподвижное лицо, вопреки здравому смыслу надеясь, что оно сейчас оживет, что глаза внезапно откроются — как они всегда открывались ему навстречу.
Но чуда не произошло, вместо этого сзади раздался голос врача:
— Она все еще под действием наркоза. Когда она очнется... или вы заметите какие-то изменения в ее состоянии — тут же вызовите дежурную сестру. Ни в коем случае не давайте ей шевелиться и не пытайтесь сами двигать ее. — На его удивленный взгляд пояснила: — А то некоторые родственники пытаются устроить больного поудобнее и все только портят.
Он слушал и кивал — все это было понятно и так. Наконец, очевидно, вспомнив, что имеет дело не с местным крестьянином, врач устало вздохнула.
— Дежурная сестра в любом случае будет заходить к вам каждый час и проверять, все ли в порядке. И если возникнут еще какие-то вопросы, обращайтесь к ней.
Дел понимал, что эта женщина совершила почти невозможное, что только благодаря ей Карен сейчас лежит здесь, живая и теплая — и дышит, и когда-нибудь откроет глаза. Но прежде
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Наконец-то они снова были вместе... вдвоем...
Лицо — такое бледное, что веснушки, обычно веселые и золотистые, резко выделялись на нем и казались коричневыми. Правая рука — иголки, трубки, капельницы. Еще одна трубка, к носу — очевидно, кислород. Правое плечо — белая марля, закрывает то место, где была рана и уходит вниз, под одеяло. Провода датчиков и прибор на тумбочке — бесконечная кривая: вверх-вниз-ровно, верх-вниз-ровно... Ее сердце...
Продвинув стул, Дел сел и взял Карен за левую руку — единственное, что можно было трогать, не боясь сдвинуть приборы, капельницы и повязки — закрыл глаза, нагнулся и со звуком, похожим на рыдание, прижался лицом к ладони. Чуть покачиваясь, он терся об нее лбом, щеками, приоткрытым ртом, понимая, что это странно и стыдно, и, не дай бог, кто-нибудь войдет и увидит — но не в силах остановиться.
Она жива — и это главное, и никто никогда не узнает, что он пережил за те часы, когда она истекала кровью на операционном столе. Никто не узнает, как он разговаривал с обступившими его призраками и чувствовал, что сходит с ума, и призраки были реальнее, чем все окружающее, и отвечали ему.
Семь вечера... всего семь... Сейчас они должны были быть уже дома... или ехать домой — и Карен бы сидела на заднем сидении и заглядывала в зеркальце, чтобы рассмешить его, как сегодня в полдень — так бесконечно давно, целую жизнь назад...
Маленькая ладошка согрелась в его руке, но была все такой же безвольной и безжизненной. От нее даже пахло неправильно — каким-то противным резким медицинским запахом — но отпустить ее было выше его сил.
Через несколько минут, когда появилась Лори, Дел уже выглядел как всегда, спокойным и сдержанным, даже слегка улыбнулся ей, лишь рука его по-прежнему судорожно сжимала тонкие пальцы.
Войдя, она бросила быстрый взгляд на Карен, на приборы, потрогала ей лоб и кивнула.
— Рита... врач говорит, что она хорошо держится... и сердце здоровое. Не переживай, все будет в порядке.
Дел усмехнулся, вспомнив, сколько раз сегодня он сам повторял эти слова.
— Ну ладно, я, наверное, домой поеду? — сказала Лори, словно спрашивая его разрешения, — там Томми...
— Посиди, я тебе сейчас машину вызову и позвоню Мануэле, чтобы завтра пришла пораньше.
Возражать она не стала — присела с другой стороны кровати. Правда, тут же не удержалась от добавки к инструктажу:
— Постарайся, чтобы она не шевелила правой рукой. И ни в коем случае не кури тут.
Проглотив готовое вырваться: «Ты что, меня совсем идиотом считаешь?!», Дел молча кивнул и пошел звонить. Объяснять Лори, что среди представителей мужского пола встречаются и более-менее сносные экземпляры, разум которых немного превосходит умственные способности макаки, было бесполезно.