Крайне аппетитный шотландец
Шрифт:
— Т-ты всегда носишь джинсы на работу? — Ему определённо стоит, он потрясно в них выглядит, но это жалкая попытка отвлечь. — Учитывая, что ты в самом деле олигарх и всё такое. — Очень жалкая попытка, и по его тону понятно, что он ее разоблачил.
— Крошка, возможно, тебе стоит перестать на меня так смотреть. — Божественные рокочущие сексуальные звуки.
Я выключаю чайник и, развернувшись, прислоняюсь к столешнице и копирую его позу, однако делаю это после того, как принимаю нейтральное выражение лица.
— Смотреть как?
—
— Конец-ку-кусок? — Черт возьми, оговорочка по Фрейду? — Я-я и не заметила, что смотрю на тебя как-то странно. Т-ты, должно быть, грезишь.
— О, да, — наклонив голову, говорит он, и я прекрасно понимаю, о чем конкретно он грезит. — И ты тоже. Думаешь, я не знаю, о чем ты мечтаешь, когда так на меня смотришь?
Молчание затягивается, и мои щеки начинают гореть. Не так уж и весело, когда тебя высмеивают, и я не могу сдержать свою реакцию, когда смотрю на него, особенно при виде его конца в штанах. Фу, неужели я только что об этом подумала? С такой скоростью мне придется носить темные очки в помещении.
— Не понимаю, как это возможно, — отвечаю я, чувствуя, как мой взгляд скользит вниз по груди. Опять.
Плечи Рори начинают трястись, глаза закрываются, и он запрокидывает голову назад и тихо смеется.
— Не хочу расстраивать, но я не думаю о тебе. — Не-а, нисколечко не думаю о том, что могло бы случиться, протяни я руку. Что будет делать мой язык, пока моя рука скользит вниз...
— Значит, прямо сейчас ты не смотришь на мое хозяйство. — Так нечестно, вселенная. Будь паинькой!
— Перестань! — сдавленно произношу я и закрываю глаза руками. Не знаю, ради его или моего собственного блага. Внезапно Рори оказывается передо мной, отнимая мои руки от лица и прижимая их ладонями к своей груди. Взгляд его серебристо-серых глаз бросает мне вызов, когда он опускает наши руки вниз, скользя по его твердому прессу. Устремляясь ниже, прежде чем остановиться вплотную на его промежности.
— Тридцать минут, — хрипло бормочет он, прижимаясь ко мне.
Этого времени будет недостаточно.
— Что? — Я наклоняю голову и начинаю моргать, клянусь, что не специально.
— Тридцать минут. На булочки. Затем мы находим кровать, и весь оставшийся день я трахаю тебя до беспамятства.
Я открываю рот, чтобы ответить — возможно, чтобы сказать "да, пожалуйста" — когда резкий голос пронзает крошечное пространство.
— Святые угодники, что здесь происходит?
Находясь в шоке, первое, что испытываю, это чувство вины, и пытаюсь отдернуть руки. Пытаюсь в данном случае ключевое слово, так как Рори крепко их сжимает.
— Чем могу помочь, дорогуша? — вопросительно изогнув бровь, Рори поворачивает голову в сторону Мелоди и небрежно продолжает. —. Вот только мы немного заняты.
— Немного за-заняты! У вас совесть есть?
— Ну, я бы сказал, смотря что вы под этим подразумеваете. Видите ли, не я тут визжу
— Финола. — Мое имя звучит как предостережение. Я чувствую, как съеживаюсь, хотя стоит упомянуть, что обычно меня коробит от одного только звука моего имени. — Финола, лапочка, — повторяет она, на этот раз мое имя звучит скорее, как мольба. — Ты ведь не хочешь, чтобы люди неправильно поняли. Ты не в том эмоциональном состоянии, чтобы кувыркаться с такими, как он.
— Что? — У меня голова идет кругом, потому что если кто--то здесь и не в том состоянии, то это я.
— Я тебя вычислила, — скрестив руки на груди, Мелоди бросает ледяной взгляд на Рори. — Я тебя узнала. Твоя мать была разлучницей, соблазнявшей того беднягу бросить свою больную жену. Но ты не навредишь моей подруге!
— Болячка, то есть Мелоди…
— Это правда! — вскрикивает она. — Так сказала моя бабушка. Она работала сиделкой у этой бедной женщины, пока та не умерла!
— Ты не знаешь, о чем говоришь, — отвечает Рори, поднимая наши сплетенные руки к своей груди. — Поэтому отвали.
— И позволить тебе воспользоваться бедной, беззащитной вдовой? Ни за что.
Он смотрит на меня сверху вниз, его взгляд пристальный и растерянный, требующий объяснений. Объяснений, которые я не могу дать, потому что буквально не могу говорить. Шок, смущение и страх сковывают мой язык.
— Успокойся, Мел, — говорит Наташа, протискиваясь в комнату. — Может, сейчас она и бедна, но не беззащитна.— Она ободряюще мне улыбается. — Кстати, чайник закипел.
— Нет, но она скорбит! — визжит Мелоди.
— Не разведена? — сомневаюсь, что кто-нибудь кроме меня слышит его вопрос.
Я все еще не в состоянии что-либо сказать, когда Нэт произносит своим лучшим голосом в стиле Крестного отца,
— Маркус Петтифер пошел на корм рыбам, улавливаешь?
— Это твоя фамилия по мужу? — влезает Мелоди. — Почему она мне кажется мне знакомой?
— Заткнись, — бурчит Нэт, когда Мелоди подносит руку ко рту.
— О боже, — выпаливает Мел сквозь растопыренные пальцы, и инстинктивно я понимаю, что она собирается сказать дальше. — Петтифер, мелкий воришка Шейха! Так ведь они прозвали твоего мужа? — Они. Она имеет в виду прессу. — Он украл миллионы... Твои шкафы были набиты дизайнерской обувью и сумочками! И ты разъезжала в роллс-ройсе, в то время как вашей прислуге не платили полгода!
— Я не знала об этом, — возражаю я. — Они мне ничего не говорили. До тех пор, пока он не умер. Я его не убивала! — Я фактически взвизгиваю, когда понимаю, что сказала. Серебристый взгляд Рори превращается в сталь, заставляя меня поморщиться. — Я ... я этого не делала, несмотря на то, что писали в газетах. Я же говорила, что ты не захочешь знать, — чуть не плачу я.
— Ох, черт. — Тело Нэт, кажется, обмякло. — Ты ему не рассказала?
— А вообще собиралась? — тихо спрашивает Рори, все ещё держа мои руки в своих.