Крайняя маза
Шрифт:
– И ты решила сделать это сама...
– Нет, просто я не думала, что твой Шурик так легко попадется... Я рассчитывала, что они друг друга поубивают...
– Ты страшная женщина...
– Так я же из-за тебя это сделала...
– Через месяц я женюсь на Юлии... Если, конечно, буду к этому времени жив.
– Нет... – покачала головой Марина Ивановна, – Через месяц ты женишься на мне, женишься и будешь счастлив...
– Выражаю соболезнования по поводу крушения ваших помыслов. К сожалению, я уже практически обручен...
– Нет, ты не женишься на ней...
– Убьешь ее, да? Как Шуру?
– Нет... Клянусь, нет. Я просто знаю, что ты женишься на мне, потому что ты хочешь жениться на мне.
Смирнов встал, направился к двери.
– Покурить хочешь? – спросила вслед Мария Ивановна.
– Нет, я ухожу, – обернулся в прихожей Смирнов. – Я боюсь таких, как ты.
Мария Ивановна подошла, примирительно улыбаясь.
– Ну, ладно, ладно, женись на своей Юлии. Мы ведь все равно будем с тобой встречаться? Ты ведь писал в одной своей книжке, что семьи твои разваливались, только потому, что ты не заводил любовниц...
Смирнов посмотрел в открытую дверь спальни и увидел на кровати последние две свои книжки – "твердую" и "покет". И растаял.
– Поешь борща, я горячего налью, потом мы с тобой решим, что делать.
Борщ был отменным, рассказывая без утаек о событиях последних дней, он съел две тарелки. Мария Ивановна услышала и об изнасиловании Юли, и о том, что никакой он не киллер, и даже о том, на что ловили Бориса Михайловича.
– В общем, либо он меня, либо я его, – сказал Смирнов, отказываясь от очередной добавки.
– Пашиными друзьями ты правильно его припугнул. Они очень серьезные люди... Но и Борис Михайлович не лыком шит... Слышала о нем неоднократно. Я думаю, через день-два нас найдут, если, конечно, мы останемся здесь. И все вскроется. И ваши попытки его убить, и ликвидация...
– Ты думаешь, он не отдаст Шуру?
– Шуру, скорее всего, уже убили. Или убьют сегодня или завтра. Заставят подписать нужные бумаги и убьют. Забудь о нем. Разве тебе меня не жалко? Они ведь пустят меня по кругу, прежде чем замучить... И тебя тоже с твоей голубой "легендой"...
Смирнов задумался. Мария Ивановна смотрела на него с минуту, затем сказала, положив теплую руку на колено любовника:
– Я, кажется, кое-что придумала. Пойди, покури. Возвращайся минут через пятнадцать, не раньше.
Смирнов пожал плечами, вышел на лестничную площадку, спустился к мусоропроводу. Курил у окна, глядя, как собирается дождь, как дворники собирают опавшие листья и как мальчишки пытаются их жечь. Пахло дымом. Мимо – "Приветствую вас!" – прошел Валера. На чистом, голубоглазом лице горбуна сияла открытая улыбка.
Оставалось еще пять минут испрошенного Марьей Ивановной времени. Закуривать вторую сигарету не хотелось.
"Что она там придумала? Звонит? Кому? Сейчас приедут и..."
Во дворе резко затормозила машина.
Смирнов выглянул в окно.
Из "BMW", остановившегося у самого подъезда, выбрались крепкие парни в черных кожаных куртках. И один за другим задрав головы, уставились прямо в него. Затем перебросились несколькими фразами и пошли в дом.
"Черт, как пошло, – подумал Смирнов. – Лучше бы уж в штольне задавило или в лавине задохнулся.
В лавине он пробыл десять часов. В пять часов утра десятиместная палатка картировочного отряда была занесена снежной рекой. Смирнов спасся только потому, что его раскладушка стояла под сенью обрыва. Пятеро его товарищей погибли.
В штольнях "чемоданы" охотились за ним с завидным упорством. Двое его коллекторов, сопровождавших его, в разное время были раздавлены в мясокостную кашу. Он отделывался царапинами и ушибами.
А через несколько минут, вместо почетной смерти в лавине или в подземном завале, он получит пулю в живот, и две контрольные в голову... А потом до посинения будет лежать в переполненном морге.
К парням в крепких кожаных куртках спустился лифт. И поднял их то ли на пятый, то ли на шестой этаж.
Смирнов расслабился. Закурил. Сделав несколько затяжек, раздавил сигарету о мусоропровод. Время, испрошенное Машей, истекло. Где-то в районе пятого или шестого этажа зло и настойчиво забарабанили в железную дверь.
"Надо идти. А не то в свидетели еще загремишь", – подумал Смирнов и направился к двери Марии Ивановны. Поднялся, позвонил. Безрезультатно. Позвонил еще. Дверь открылась. Смирнов окаменел – увидел розовощекого юношу в бейсболке. Открытый лоб, губы, чуть приоткрытые, верхняя – чуть-чуть опушена, улыбка нежная, зовущая. Ковбойка, под ней белая маечка. Джинсы. Крутая попка.
– Вас зовут Евгений? – услышал он голос, чем-то похожий на его. – Проходите, Маша ждет вас.
Смирнов раскрыл рот, но не успел ничего сказать: юноша рассмеялся хорошо знакомым ему смехом.
Смущенно покачав головой, Смирнов проговорил:
– Ну, ты даешь... Вкрутую меня сварила. И...
– Что и? – спросила Мария Ивановна, понемногу превращаясь в себя.
– Мне так тебя сейчас хочется. Может, я тоже древний грек?
– Почему это? – спросила Мария Ивановна, закрывая дверь. Сделала она это так, что довольно существенная часть ее тела коснулась тела Смирнова.
– Фрейд писал, что древние греки любили мальчиков. А мальчики, становясь древними греками, в свою очередь увлекались подрастающим поколением... Ты так быстро постригла волосы... Я люблю длинные...
– Ничего я не стригла. Вот они.
Мария Ивановна сняла бейсболку, и ее длинные волосы заструились по плечам.
– Так-то лучше. Ну и что ты предлагаешь?
– Я постригусь, встречусь с ним вместо тебя, покручу попкой и предложу поехать ко мне. Где-нибудь рядом с домом, попрошу остановить на минутку, якобы для того, чтобы заглянуть в галантерейный магазин. И ты убьешь его и охранников. Автоматом пользоваться умеешь?