Кредо негодяев
Шрифт:
— Давай пойдем ко мне в номер, — предложил он.
— Раньше ты был не такой смелый, — удивилась она, — мне приходилось чуть ли не упрашивать тебя, чтобы ты меня пустил в свой номер.
— Не нужно, — он взял ее за руку, впервые дотрагиваясь до нее. Оба вздрогнули, но сделали вид, что ничего не произошло. Он быстро отпустил ее руку и, достав магнитную карточку, служившую ключом к дверям его номера, быстро зашагал по коридору. Он слышал мягкие шаги идущей следом женщины. Больше не было произнесено ни слова. Дронго вставил карточку, дождался, пока загорелся зеленый свет на ручке двери, и открыл дверь. В последний раз, выходя из номера, он включил кондиционер,
— Что ты будешь пить? — спросил он, полуобернувшись.
— Русскую водку, — невозмутимо ответила она, — у тебя есть здесь русская водка?
— Не знаю, но, кажется, такой здесь не бывает, — он по-прежнему стоял к ней боком, — хотя нет, есть какая-то водка. Это джин. Ты любишь джин?
— Налей мне виски, — попросила она, входя в комнату.
Он послушно открыл маленькую бутылочку, разливая виски в два стакана. Наконец, обернувшись, он протянул ей стакан.
— Возьми.
Она бережно приняла из его рук пузатый стакан с янтарным напитком, зачем-то подула на него и вдруг резким, решительным движением выплеснула весь напиток ему в лицо.
— Подлец, — без гнева сказала она, — где ты был столько лет?
Только чуть вздрагивающая верхняя губа выдавала ее волнение. Она была великолепна даже в гневе. Блестящие белки ее глаз оттенялись темной кожей. Темнокожая Лона, чьи предки веками жили на Антильских островах, унаследовала от них какую-то врожденную грацию и абсолютно идеальную фигуру. Красивые, чуть изогнутые глаза достались ей, очевидно, от смешения среди ее предков негроидной и арабской крови.
— Эффектно, — он не стал вытирать лица, — очень красиво. — Он взял свой стакан и, в свою очередь, быстрым, решительным жестом плеснул ей в лицо свою порцию виски. Она зажмурилась от неожиданности, такого она от него явно не ожидала.
— В Америке, кажется, женщины борются за равноправие, — добавил он, — надеюсь, ты поддерживаешь феминистское движение.
Она шагнула к нему.
— Подлец, — произнесла Лона уже без прежнего энтузиазма.
— Согласен, — он шагнул в ее сторону.
— Я так ждала твоих звонков, — успела добавить она, и он наклонился еще, почувствовав аромат хорошего ячменного виски. После чего был долгий поцелуй, вперемежку с каплями виски, стекавшими прямо на язык.
Как они раздевались, он не помнил. Да это, наверное, было не самым важным в этот момент. Есть что-то тревожное и величественное в каждой встрече мужчины и женщины, словно они закладывают одновременно семена жизни и смерти грядущих поколений. И хотя на тысячу совместных упражнений приходится лишь один результативный акт, в самой картине любви есть нечто животное, низменное, плотское и одновременно возвышенное и духовное. Словно в этот момент человек раскрывается, обнажая две стороны своего существа — физическую и духовную, ибо это тот самый редкий миг человеческого существования, когда два человеческих начала так ярко реализуются в своей абсолютной гармонии, свободные от всего наносного и притворного.
Еще через час они
— Почему ты не звонил? — спросила она после долгого молчания.
— Не знаю, — он действительно не знал ответа на этот вопрос.
— Не хотел? — Она говорила, не глядя на него, смотря в потолок прямо над собой.
Он закрыл глаза.
— Не знаю, — снова совершенно искренне ответил он.
— Ты не мог? — Она пыталась понять его непонятную логику ответа.
— Сначала не мог, действительно там, где я был, мне было не до звонков, потом начались разные события. Я думал, никогда больше не приеду в Америку, — он отвечал, также не смотря на нее. Видимо, она каким-то шестым чувством понимала, что он говорит правду. И от этого было как-то легче и больнее одновременно.
— А я ждала твоих звонков, — честно призналась Лона, — все время ждала. Почему-то была уверена, что ты позвонишь. Глупо, правда?
— Нет, все правильно, просто со мной нельзя иметь никаких дел.
— Это ты говорил и в прошлый раз.
— Значит, я повторяюсь, это плохо.
— Ты приехал надолго?
— Всего на несколько дней, — он почувствовал, как она напряглась.
— А потом опять уедешь?
— Потом опять уеду, — повторил он как эхо.
Она закусила губу, не решаясь задать следующий вопрос. Несколько минут молчала и, все-таки не удержавшись, спросила:
— И когда приедешь в следующий раз?
— Этого я не знаю, — правдивые ответы всегда выглядят глупо и безнадежно, подумал Дронго, лучше уж врать, так перспективнее и красивее. Но врать не хотелось. Он сам не знал, почему, но обманывать Лону ему не хотелось. Может, всему виной был его непонятный характер, в последние годы превращающий его в занудливого меланхолика, может, причина была в ее внезапном приезде из Сиэтла. А может, в самом характере его работы. Он этого не знал. Но обманывать ее почему-то не хотелось, и он говорил правду.
— Значит, ты снова уедешь на три года? — Кажется, она впервые за все время разговора повернула к нему голову и посмотрела на него.
— Если удастся вообще уехать, — пошутил Дронго.
— Ты еще не бросил свои шпионские страсти, — поняла женщина, — они никак не оставят тебя в покое?
— Это не они. Они как раз тут ни при чем.
— Тогда в чем дело?
— Сам не хочу. Ничего другого я делать уже не умею. Мне тридцать шесть лет, и я не научился ни нормально работать, ни нормально жить. Видимо, по-другому я просто не умею.
— Ты мог бы остаться у нас в стране.
— Не говори глупостей, кому нужен перелицованный шпион? Я не гожусь даже в качестве консультанта по мемуарной литературе. Все уже написано и сказано много раз. Мне давно пора уйти на пенсию, в нашем деле главное — вовремя уходить. Но мне всего тридцать шесть лет. По-моему, в это время уходят на пенсию только балерины.
Она улыбнулась.
— Ты не изменился.
— В отличие от тебя. Мне не удалось даже создать за эти годы своей семьи.
Улыбка медленно сползла с ее лица.
— Кто тебе сказал? — спросила она очень тихо.
— Конечно, Барбара. Ты, кажется, проводила с мужем медовый месяц в Сиэтле? Во всяком случае, из разговора с твоей подругой я понял именно так.
— Да, — с вызовом сказала она, — я вышла замуж.
— Поздравляю, — произнес он без особого энтузиазма, — желаю счастья.
— Спасибо. Тебе не интересно, кто он?
— Нет.
— Да? — Она привстала, опираясь на правый локоть. — Почему?