Крематорий
Шрифт:
– Стереотип мышления, – улыбнулась Маша. – Человек не умеет мыслить на пару ходов вперед. Видит в вещах только внешнюю функцию. Зря я на тебя наезжала. Теперь, отмонтировав снятый материал, можно сделать убойный ролик и повесить его на Ю-тубе.
– Вот ты этим и займешься. – Андрей отщелкнул заднюю крышку, вручил Маше микрокассету.
– С удовольствием. Конечно, потом последуют официальные опровержения – мол, был снят человек, похожий на Радькова...
Ларин опустился на диван, устало вздохнул.
–
– Только выпить, и все? – Было понятно, что Маша говорит не совсем всерьез, а подкалывает напарника.
– Выпить и отдохнуть. Мне еще надо придумать, как заснять момент передачи денег от Радькова. Тоже интересный сюжет получится. Только фотоаппарат здесь уже не прокатит. А передавать их будут, скорее всего, на чужой территории. Думаю, в машине. Так как насчет выпить?
– А что у тебя есть? – спросила Маша.
– Даже не помню. Чего-то там горничная мне в холодильник загрузила.
Маша присела перед холодильником-баром на корточки и открыла дверцу.
– Выбор неплохой, на все случаи жизни. Для чисто мужских посиделок – термоядерный вискарь, армянский коньяк и шведский «Абсолют». Мартини для романтического вечера с дамой. Еще шампанское, маслины...
– Бери, что тебе нравится. Я-то выпью немного коньяка. Насчет того, что спиртное отравлено, – не беспокойся. Его в мой холодильник поставили еще до того, как я сделал Радькову предложение, от которого он не смог отказаться.
– Тебе бы все шутить. – Маша уже взяла в руки бутылку белого мартини.
И тут в дверь номера постучали. Через секунду ручка дернулась. Маша беззвучно вернула бутылку в холодильник и закрыла дверцу. Посмотрела на Андрея – мол, будешь открывать?
– Сейчас открою! – крикнул Ларин и сделал знак Маше, чтобы вышла в соседнюю комнату.
Номер ему предоставили люксовый, со спальней и гостиной. Маша вышла и оставила дверь в спальне приоткрытой.
– Товарищ фотограф, это я, Точилин.
– Сейчас-сейчас. – Андрей провернул в замке ключ.
На пороге стоял полковник. За его спиной маячили двое младших офицеров в форме МЧС.
– Войти можно? – хрипло спросил полковник.
– Смотря зачем... Входите, – посторонился Ларин.
– В коридоре подождите, – бросил Точилин офицерам, шагнул в номер и прикрыл за собой дверь.
Он смотрел на Андрея глазами побитой собаки, затем хрипло выдавил из себя:
– За внучку тебе спасибо, Танечку. Небось и не знал, чья она. Может, знал бы, и спасать не стал бы, а?
– А ты как думаешь, полковник? – перешел на «ты» Ларин.
– Я теперь и не знаю, что мне вообще думать. Мир перевернулся, фотограф. Дочку свою сегодня опознал в морге – по колечку, которое ей на двадцать лет подарил. Представляешь? Обугленная рука, а на ней колечко серебряное, оплавленное. И камушек от жара треснул.
Андрей молчал, знал, что никакие слова сейчас не нужны. Любое сочувствие прозвучит фальшиво. Ведь это Точилин потерял близкого человека, а он, Ларин, остался жив-здоров. Полковнику трудно было говорить. Его слегка пошатывало. Стало понятно, что он немало выпил.
– Я не за жалостью к тебе пришел. И не думай, что я пьяный. Да, полторы бутылки засадил. Но голову мою сейчас никакой хмель не берет. Мысли чистые, прозрачные и звонкие, словно из стекла. Давно такого не было. Последние годы как в тумане прошли. Веришь?
– Верю, – глядя в глаза Точилину, ответил Андрей.
– Не знаю, кто тебя послал по мою душу: бог или дьявол? Но перевернул ты все в ней. Я с ума не сошел. Ты, фотограф, не переживай. Свои полмиллиона ты получишь. Я к Радькову сегодня ездил, про это и говорили, а потом я всех их на хрен послал. Больше я не с ними, но вины с себя не снимаю...
Ларин слушал рваную речь полковника. Понимал, что и в самом деле не водка прочистила ему мозги – это теперь надолго, если не навсегда.
– А сейчас ты вместе со мной поедешь. Ни на шаг от себя не отпущу.
– Почему?
– Убить тебя хотят, слишком много ты знаешь. И я им этого не позволю. У нас на базе в офицерской гостинице поселю. Туда у них руки не дотянутся.
– Спасибо за предупреждение, но это лишнее.
– Не спорь со мной. Ты в нешуточное дело влез. Живым тебя из него не выпустят. Сам не поедешь, силой увезу. Видел моих молодцов?
– Видел, серьезные мужики, – признался Андрей.
– Не пойму я тебя. – Точилин смотрел на собеседника, словно пытался проникнуть ему в голову.
– Чего уж меня понимать? У всех есть свои слабости. Как-нибудь потом, бог даст, все тебе, полковник, объясню.
– Так сам едешь, или ребят моих звать? – спросил Точилин. – Оставить тебя ну никак не могу. Убьют и никто не поможет, концов не найдут.
– Уговорил, полковник, еду. Вот только собраться надо и переодеться.
– Что ж, я подожду. – Точилин опустился на диван.
Ларин зашел в спальню. Маша, сидя на кровати, прошептала:
– Ты уверен, что поступаешь правильно? Может, это ловушка?
– Не похоже. Чувствую, еще немного, и полковник расколется. Скажет все, что знает. А такой свидетель для Дугина дорогого стоит. Это посильнее моих любительских съемок.
– Будь на связи.
– Постараюсь.
Ларин надел свежую рубашку, забросил сумку на плечо и подхватил фотографический кофр.
– Счастливо, – одними губами проговорила Маша.
– До встречи.