Кремль 2222. Покровское-Стрешнево
Шрифт:
Особист рассчитывал добежать до двери черного хода, в надежде на то, что Латыпов не побежит следом – ведь в подобной ситуации куда проще выстрелить в спину из пистолета. Но именно на этом, как ни странно, строился хитроумный замысел начальника особого дела.
На первом этапе так и произошло. Спохватившись, Латыпов вытащил из-за пояса «маузер» и, прицелившись в спину убегающему особисту, нажал на спусковой крючок. Сомнений в точности выстрела не было – старшина не зря считался одним из лучших стрелков Капитолия. Однако произошло другое – выстрела вовсе не последовало.
Ларчик открывался просто. У Малюты давно закончились патроны для «маузера» – раритетного оружия, которым Якуб пару лет назад наградил своего верного служаку. Но начальник особого отдела продолжал таскать наградной пистолет в кобуре, что называется, для форса. Ведь за пределы крепости он практически не выходил, проводя дни и ночи за допросами подозреваемых и преступников. А в Капитолии от кого отстреливаться?
Ну разве что можно иногда привести в исполнение приговор, чем Малюта с удовольствием занимался. Пока в обойме не кончились патроны и «маузер» не превратился в обычную игрушку. Но игрушку редкую и грозную на вид, которой особист частенько тыкал в лица арестантов.
Латыпов о таких обстоятельствах не знал, потому и попался в хитроумную ловушку. Вернее – почти попался. Нажав дважды на спуск и не услышав выстрела, старшина не стал дальше искушать судьбу. Отбросив в сторону бесполезный пистолет, он прибег к проверенному практикой оружию. И на этот раз не ошибся.
У Латыпова, как и у любого другого разведчика, лежали в кармашке разгрузочного жилета два метательных ножа. Выхватив один нож, Сергей метнул его и попал между лопаток Малюты. Тот, споткнувшись, проковылял по инерции два-три шага и рухнул вперед головой – так и не добравшись до спасительного черного хода.
Старшина между тем повернулся к опешившему охраннику и вырвал у него из сжатых пальцев ключ. Затем рявкнул:
– Смирно, боец!
Охранник, окончательно растерявшись, машинально прижал руки к бокам. И через мгновение, схлопотав в челюсть мощный хук, свалился на пол. А Латыпов уже мчался к двери, за которой, как он знал, сейчас находились Якуб и Глаша. А еще там, возможно, начался пожар – если, конечно, охранник ничего не напутал.
Выяснилось, что не напутал. Еще подбегая к боксу, где жил Стратег, старшина уловил едкий запах дыма. Поэтому не стал тратить драгоценного времени – оно действительно было на вес золота – а сразу попробовал засунуть ключ в замочную скважину. Но ничего не получилось.
Провозившись несколько секунд, Латыпов понял, что в скважине что-то находится с обратной стороны. Скорее всего, там оставили второй ключ, закрывшись изнутри. Это означало полную катастрофу – ведь подобные двери изготавливались двести лет назад по спецзаказу из суперпрочного стального сплава. Такую преграду даже снарядом не прошибешь – разве что противотанковой ракетой.
Латыпов отступил назад и в отчаянье схватился рукой за голову. Он лихорадочно пытался найти выход из тупикового положения, но на ум ничего не приходило. Да и вряд ли можно найти выход из безвыходного положения.
«Все пропало, – мелькнула мысль. – Глашу уже не спасти».
И вдруг старшина явственно расслышал звук поворачиваемого ключа. Не веря своим ушам, он все-таки вытащил из ножен палаш, готовясь встретить врага во всеоружии. Врага, потому что, по мнению Латыпова, из помещения мог появиться только Якуб. Если, конечно, ему не послышалось, что кто-то вращает ключ.
К счастью, не послышалось. Дверь и на самом деле распахнулась. Но на пороге появился не Якуб, а очень странная фигура в парадном кителе с аксельбантами. При этом китель был распахнут, а на фигуре, точнее, на теле молодой женщины, кроме кителя, собственно, больше ничего и не было. Ну, если не считать кожаных чуней с короткой голяшкой. Но зато в правой руке девушка держала окровавленный кинжал.
– Глаша… – пробормотал Сергей, почти потеряв голос от смешанных чувств. – Глаша, это ты?
Теперь он не верил собственным глазам. Вообще-то девушка сильно напоминала Глашу, в первую очередь – гривой каштановых волос. Но вот остальное… Этот дурацкий мундир. И окровавленный кинжал… И, в особенности, остальное… В смысле, полуобнаженное белое тело, от вида которого старшина, в основном, и потерял дар речи.
Несколько мгновений Латыпов и лесовичка молча смотрели друг на друга. Первая от ступора очнулась Глаша. Она перешагнула через порог и собралась что-то произнести, но вместо этого закашлялась. Потом хрипло выдавила:
– Вот… черт… чуть не задохнулась.
– Что здесь случилось?! – голос вернулся к старшине вместе со способностью рассуждать. – Ты в порядке?
– Пожар… начался. Тьфу ты… черт! – Она смачно сплюнула под ноги. – Да в порядке я… Чего так пялишься? Голых девок не видел?
Лесовичка запахнула китель и пронзительно взглянула на Латыпова мерцающими глазами.
– Я не пялюсь, – сказал тот. – Просто куда мне еще смотреть?.. А где Якуб?
– Нет больше Якуба, подох. Забудь о нем. Как ты меня нашел?
– Догадался. Хотел найти – и нашел.
– Молодец, Сергей, – с неопределенной интонацией произнесла Глаша. Она вела себя на удивление спокойно для человека, попавшего в жестокую переделку. – Неужто меня спасать прибежал?
– Именно. Нам надо срочно уходить.
– Это верно. А куда?
– Иди за мной.
Старшина махнул рукой и побежал по коридору, увлекая девушку за собой. На повороте притормозил около охранника, который до сих пор не очухался после удара в челюсть. Что, в общем-то, было неудивительно – Латыпов своим коронным хуком справа даже мохначам скулы ломал. А у тех кости как из железа – особенно у отморозков, посидевших в Поле Смерти.
У охранника старшина забрал карабин с пристегнутым штыком и побежал по направлению к черной лестнице. Глаша двигалась следом, на ходу застегивая одной рукой китель Якуба. А во второй продолжала сжимать окровавленный кинжал.
У двери, ведущей на лестничную площадку черного хода, им снова пришлось задержаться на несколько секунд – из-за Малюты. Рана, нанесенная ему старшиной, оказалась не смертельной, но метательный нож, видимо, повредил позвоночник. Так или иначе особист, очнувшись, не смог встать, а медленно полз, опираясь на руки.