Кремлевский кардинал
Шрифт:
Поток воздуха от ротора грозил сдуть моряков вниз по трапу прямо в боевую рубку. Винтокрылая машина зависла почти над мостиком. На глазах Манкузо из грузового люка появились очертания человеческой фигуры, опускающейся на тросе. Тридцать футов, казалось, никогда не кончатся. Фигура снижалась к мостику, вращаясь от скручивания стального троса. Один из матросов протянул руки, схватил человека за ногу и потянул к себе. Тут же капитан ухватил его за руку, и вдвоем они опустили человека на палубу.
– Все в порядке, вы в безопасности, – произнес Манкузо. Незнакомец выскользнул из страховочного крепления, и трос исчез из виду.
– Привет, Манкузо!
– Черт побери! – воскликнул капитан.
– Разве так встречают товарища?
Но дело прежде всего. Манкузо поднял голову. Вертолет был уже на высоте
– А теперь спустимся вниз, – рассмеялся Барт. – Впередсмотрящие, вниз. Очистить мостик. – Черт побери, пробормотал он про себя. Капитан следил за тем, как спустились вниз его люди, выключил внутреннее освещение на мостике, внимательно огляделся вокруг, проверяя, не забыли ли чего подчиненные, и направился по трапу вслед за ними. Минуту спустя он был внутри боевой рубки.
– А теперь мне можно попросить разрешения сойти на берег вашего судна, капитан? – поинтересовался Марк Рамиус.
– Штурман?
– Все системы проверены. Мы готовы к погружению, – доложил штурман. Манкузо автоматически повернулся и взглянул на контрольную панель, где горели одни зеленые огни.
– Хорошо. Начать погружение. Глубина сто футов, курс ноль-семь-один, машины вперед на одну треть. – Лишь теперь он взглянул на гостя. – Добро пожаловать на борт, капитан.
– Благодарю вас, капитан. – Рамиус схватил Манкузо в медвежьи объятия и поцеловал в щеку, затем сбросил с себя рюкзак. – Здесь можно говорить?
– Пройдем на нос.
– Первый раз на борту вашей подлодки, – заметил Рамиус. Мгновение спустя из гидролокационной рубки высунулась голова.
– Капитан Рамиус! Мне показалось, что я узнал ваш голос! – Джоунс взглянул на Манкузо. – Извините, сэр. Только установили контакт, пеленг ноль-восемь-один. Судя по звуку – торговое судно. Один винт, его вращают низкооборотные дизели. По-видимому, далеко от нас. Докладываем в боевую рубку, сэр.
– Спасибо, Джоунси. – Манкузо пригласил Рамиуса в свою каюту и закрыл дверь.
– Что это там такое? – спросил молодой акустик Джоунса,
– К нам только что прибыл гость.
– У него вроде какой-то акцент, верно?
– Похоже на то. – Джоунс сделал жест в сторону гидролокационного дисплея. – У этого контакта тоже какой-то акцепт. Посмотрим, насколько быстро тебе удастся определить, что это за купец.
Это было опасно, но вся жизнь соткана из опасностей, подумал Лучник. Советско-афганская граница проходила по фарватеру быстрой горной реки, питаемой тающими снегами и извивающейся подобно змее через ущелья, прорезанные ею в скалах. Граница находилась под усиленной охраной. Преимуществом было то, что его люди одеты в обмундирование афганской армии, мало отличающееся от советского. Русские уже давно одевали своих солдат в незамысловатое, зато теплое обмундирование, пригодное для зимы. Моджахеды были одеты главным образом в сливающиеся с окружающим их снегом белые комбинезоны с рассеянными на них здесь и там зелено-коричневыми полосами и пятнами, которые мешали увидеть очертания человеческих тел. Теперь требовалось одно – терпение. Лучник лежал у самого хребта горного кряжа и просматривал в русский бинокль раскинувшуюся перед ним местность. Его люди отдыхали в нескольких метрах позади и ниже. Он знал, что мог обратиться за помощью к руководителю местного партизанского отряда, но зашел слишком далеко и не хотел рисковать. Некоторые из северных племен оказывали поддержку русским – по крайней мере так ему сообщили. Верно это или нет – подвергать свою операцию опасности он не решился.
Впереди него в шести километрах слева, на вершине горы, находился русский сторожевой пост. Большой и хорошо укрепленный, с гарнизоном в целый взвод, его солдаты патрулировали этот сектор границы. Сама граница была усилена заграждениями и минными полями. Русские обожали минные поля… но от сильного мороза земля превратилась в камень, а советские мины ненадежны в замерзшем грунте, хотя иногда при замерзании грунта, смещающего слои земли, они взрывались сами.
Лучник выбрал место перехода границы после тщательного изучения местности. Граница выглядела практически неприступной –
Сначала он увидел вспышки. Огонь вели десять моджахедов с тяжелым пулеметом и одним из его драгоценных минометов. Трассирующие пули летели через границу в лагерь русских пограничников. У него на глазах пули рикошетом отскакивали от валунов, прочерчивая замысловатые линии в бархатном небе. Затем русские открыли ответный огонь. Скоро Лучник услышал и звуки выстрелов. Он надеялся, что его людям удастся уйти, но сейчас его внимание было устремлено на другое – он повернулся и подал знак.
Они побежали вниз по крутому горному склону, не обращая внимания на опасность. Им повезло – ветер сдул снег с камней и ноги не скользили на скалах. Лучник повел свой отряд к реке. Несмотря на мороз, она не замерзла из-за быстрого течения по крутому уклону. Вот и сигнальная проволока. Молодой моджахед перекусил кусачками проволоку, освобождая проход для остальных, и Лучник повел их дальше. Теперь его глаза привыкли к темноте, и он двигался медленнее, глядя на грунт в поисках небольших кочек, означающих мины в замерзшей земле. Моджахеды понимали его без слов и двигались вереницей, один за другим, всякий раз стараясь попасть ногой на выступающие камни. Теперь слева от них небо освещалось ракетами, но стрельба несколько утихла.
Им потребовалось больше часа, но, наконец, Лучник перевел всех своих людей через реку в ущелье, на тропу контрабандистов. Двое останутся здесь, на пригорке, откуда открывается вид на место переправы. Молодой сапер, перерезавший проволоку, остановился на несколько минут, чтобы восстановить контакт и скрыть место проникновения на советскую территорию, затем тоже исчез в темноте,
Отряд Лучника не останавливался до наступления рассвета, и лишь тогда сделали передышку на несколько часов, чтобы поесть и отдохнуть. Командиры сообщили ему, что все идет хорошо, даже лучше, чем они полагали.
Остановка в Шэнноне была недолгой – здесь они только заправились и приняли на борт советского летчика, который должен был вести переговоры с авиадиспетчерами в русском воздушном пространстве. Когда самолет приземлился, Джек проснулся и решил было выйти размять ноги, затем передумал – «Дьюти-фри шопс» могут подождать до обратного рейса. Русский занял свободное кресло в кокпите, и самолет снова взлетел.
Наступила ночь. Летчик был в хорошем настроении. Вся Европа, объявил он, наслаждается ясной холодной погодой. Джек следил в окно, как внизу проплывали оранжево-желтые огни английских городов. Внутри самолета нарастало напряжение, нет, скорее ожидание, подумал он, прислушиваясь к изменившемуся тону голосов вокруг – они стали более высокими, хотя не такими громкими. Нельзя лететь в Советский Союз и не чувствовать себя кем-то вроде заговорщика. Скоро все говорящие перешли на хриплый шепот. Джек мрачно улыбнулся, глядя в плексиглас иллюминатора, и его отражение спросило: а что здесь смешного? Под самолетом показалась водная поверхность – они летели через Северное море к Дании.
За ним раскинулось Балтийское море. Сразу было заметно, где встречаются Запад и Восток. К югу виднелись весело освещенные немецкие города, каждый в ярком ореоле огней. На другой стороне – стены из колючей проволоки, защищенной минными полями, обстановка казалась совершенно иной. Все, кто находился на борту, тоже заметили разницу, и разговор стал более приглушенным.
Самолет летел по воздушному коридору G-24; штурман, сидящий впереди, держал перед собой на столике полуразвернутую карту Джеппесена. Еще одним различием между Западом и Востоком являлась ограниченность в последнем из воздушных коридоров. Ну что ж, напомнил себе Джек, здесь летает не так много легких одномоторных самолетов – правда, одна «Сессна» сумела тут пролететь…