Кремлевский кукловод «Непотопляемый» Сурков — его боятся больше, чем Президента
Шрифт:
А летом 2011 года Владислав Сурков, в принципе, не балующий отечественные СМИ, даст интервью чеченскому телевидению, где назовет чеченцев «красивым, гордым и выдающимся народом, известным во всем мире».
Любопытно, что журналистка Юлия Латынина — в 2006 году на «Эхе Москвы» высказывала убеждение, что информацию о своем чеченском детстве слил в СМИ… сам Сурков! Мол, таким образом он отреагировал на начавшие муссировать слухи о его президентских амбициях.
Занятно получается. Чтобы тебя не заподозрили в посягательстве на верховную власть в стране, объяви себя чеченцем, и всем станет понятно, что тебя уже никуда и никогда не изберут. Несколько шовинистическая
Кроме того, она грешила откровенной временной алогичностью. О чеченском детстве Суркова, как мы знаем, стало широко известно летом 2005 года. То есть всего через год после очередных президентских выборов и аж за 3 года до следующих. Не рановато ли было открещиваться?
Скопин против The Wall Street Journal
Однако вернемся в 1969 год. Владик Сурков с мамой переезжают из Чечни в городок Скопин, что в Рязанской области. Там будущий кремлевский чиновник учился в средней школе. Вернее, в двух, поочередно. Сначала в восьмилетке (очевидно, потому что поближе к дому была), а затем — в обычной, полной.
Как видите, детство, отрочество и начало юности нашего героя сугубо провинциальны.
Что такое городок типа Скопина в советское время?
Ну, прежде всего чудовищные бытовые неурядицы на уровне XIX века. Деревянные бараки, сортиры на улицах, тротуары дореволюционной эпохи. В непогоду — грязь непролазная. Зимой — снега, как на Северном полюсе. Хамство. Повальное пьянство. Бескультурье. И — беспросветная безнадега. Чувство обреченности, что так и будет всегда. (Скажи тогда кто-нибудь Владику, что он будет сидеть в Кремле — первый рассмеялся бы в лицо, а то и полез драться.)
На современном языке Скопин — депрессивный регион. (Сегодня несмотря на телеразнообразие в таком местечке еще хуже, ибо ко всему добавился криминал и беззаконие, от которых тогда спасала советская власть.) Ни театров, ни кинотеатров, да что там — освещения нормального на улицах не было.
В Скопине, конечно, наверняка была элита, живущая чуть более сносно, чем простолюдины. Но наш герой к ней не принадлежал. Владик Сурков жил с мамой-учительницей в общежитии.
Дотошные журналисты его не разыскали, но, подозреваю, что это и был один из деревянных бараков еще довоенной постройки. С рукомойником, в котором зимой замерзала вода. С удобствами на дворе. С алкашами-соседями. Табачный дым, крики, храп за дощатой стенкой… Впрочем, у Сурковых не было даже отдельной комнатенки — ютились в углу за занавеской.
Обычно дети, вышедшие из такой убогой жизни в большие люди, отличаются повышенной тягой к роскошной жизни. Добирают таким образом за лишения ранних лет. Не стал исключением и Сурков, который при внешнем демократизме на работе в быту привержен исключительно к дорогим вещам и одежде. Хотя сибаритом в чистом виде его никто называть пока не осмелился.
Предсказуемым образом сказалось тяжелое детство Владислава и на его характере. Он научился виртуозно скрывать истинные эмоции, невзирая на наличие кавказского темперамента. Более того, поняв однажды, что маска демократа даже в Кремле куда выгоднее традиционного чиновничьего чванства, Сурков отныне будет являть публике образ простоватого, не чуждого смущению, но вместе с тем умного и душевного человека.
Неудивительно. На это ведь так покупаются журналисты. Петр Прянишников из еженедельника «Версии» пишет: «Сурков на вид очень застенчивый человек, с почти детской улыбкой на устах, большими черными
На деле же, как утверждают многие знающие его люди, Сурков — человек предельно закрытый и замкнутый. Недаром же тема одиночества — одна из любимых тем в его поэтическом творчестве, о котором речь впереди. Более того, по свидетельству многих близко видевших его людей, Владислав Юрьевич в душе всех глубоко презирает, ничуть не сомневаясь в своей гениальности. Ну и вряд ли, конечно, он внутренне всегда так тотально спокоен, как живописует нам его выражение лица на редких телекадрах с его участием.
Мне несколько раз доводилось вблизи наблюдать Суркова. Первый раз — в январе-феврале 1999 года (то есть еще до Кремля) в редакции одной федеральной газеты.
Меня сразу же поразила его какая-то нарочитая доброжелательность, которую излучал весь его облик. Причем транслировалась она не на конкретного человека и по ситуации, а именно что в пространство. Как общий образ поведения. При этом в выражении глаз Суркова не читалось и намека на простоту и доброту. Это был холодный взгляд предельно расчетливого человека, которому его недюжая собранность и позволяла слегка играть в простачка. Полезная маска, что ни говори.
…Здание школы, где учился будущий гений политических интриг, даже на фотографии сегодняшнего дня выглядит мрачно. Желтое, приземистое одноэтажное здание с окнами-бойницами и зеленой крышей. (Что там было до революции? Каземат? Казарма? Конюшня?) Перед школьным крыльцом ни спортплощадки, ни нормального асфальта. Колдобина на колдобине. Деревца, унылая среднерусская растительность. Тоска зеленая, одним словом.
Жизнь в таких условиях обычно толкала молодежь на криминальный путь либо заставляла спиваться. Но Владик Сурков оказался мальчиком с железным душевным здоровьем.
Несмотря на как пить дать всеобщее презрение пацанов к учебе, был отличником. Участвовал, как тогда говорили, в общественных мероприятиях. То есть в пионерских собраниях, сборах металлолома и макулатуры, конкурсах строя и песни. Хулиганы его не задирали, хотя своим для них он, разумеется, быть не мог. Думаю, здесь свою роль сыграл кавказский стержень Суркова — ни при каких обстоятельствах не давать себя в обиду. Иначе «зубрилу» просто-напросто затравили бы.
Сегодня пишут, что уже тогда Сурков едва ли не в совершенстве изучил английский язык. Лично мне в это мало верится. Не было для этого никаких условий. Лингафонный кабинет? Шутите что ли? И слов-то таких в Скопине не слыхивали, не то что о магнитофонах с наушниками. Думаю, что просур-ковски настроенные журналисты малость перестарались, чтобы угодить могущественному куратору СМИ от Кремля. Английский Сурков наверняка выучил позже, опираясь на свои недюжинные способности самоучки.
Учительница Суркова вспоминала, что когда на уроке литературы задали сочинение на тему «Мой любимый поэт», Владик написал о Блоке, которого по программе тогда еще не проходили. Я уж было склонился к правдивости этой версии, но наткнувшись вслед за этими действительно интересными сведениями на слова той же учительницы о том, что «у Славы оказалось очень самостоятельное мышление, глубокий ум, богатая лексика», в поэтических склонностях юноши Суркова разуверился. Слишком все это напоминало опусы типа «По заводскому гудку», написанные от имени Брежнева. Сурков несомненно проявит глубокий ум, но все-таки несколько позже.