Кремлевское дело Бешеного
Шрифт:
— А вот этого обещать не могу. — Президент как-то смущенно улыбнулся. — Ну, раз обе высокие стороны пришли к соглашению, давайте-ка, Шура, набросаем мое последнее обращение к россиянам. Я тут уже кое-что наметил.
Позин медленно и внимательно прочитал написанные от руки листы.
— Целиком одобряю то, что вы просите прощения у людей за то, что не успели выполнить обещанное. Ведь вас выбирали с любовью и верой.
Когда они закончили работу над прощальным словом Президента, Позин счел уместным спросить:
— А вы
— Честно скажу, Шура, меня это не заботит. Пожимая на прощание руку Позину, Президент сказал:
— Спасибо за верность и правду. Будет желание, приезжайте ко мне на дачу. Думаю, мне ее сохранят.
В приемной Позина перехватил Щенников:
— Ну и зачем он тебя вызвал?
— Я и на этот раз не удовлетворю твое нездоровое любопытство, Валентин. Могу только сообщить тебе, что ни твоя судьба, ни судьба Бакурина не были предметом нашего внимания, — как обычно съерничал Позин…
Своей неожиданной отставкой Ельцин привел в состояние шока всю страну. Впрочем, отставка принесла ему и ближайшим родным пожизненную неприкосновенность. Ему оставили государственную дачу, охрану и много других привилегий, с которыми он призывал бороться на заре своей политической карьеры не признаваемого Горбачевым демократа.
Уже в январе Александр Позин узнал, что сначала Президент записал для трансляции под Новый год обычное новогоднее поздравление Президента россиянам, но потом, попросив выйти из кабинета всех, кроме оператора и младшей дочери, записал на пленку то самое прощальное слово, над которым они работали вместе. Что это было? Очередное колебание перед решающим шагом? Или хитроумный ход в аппаратной игре, в которой Президент не знал поражений?
Позин подумал, что никогда не спросит Президента, почему он записал два совершенно противоположных обращения к народу. В конце концов у пожилых людей бывают свои причуды. И еще он подумал о том, как будущие историки оценят «эпоху Ельцина» со всеми ее достоинствами и недостатками, проанализируют причины его успехов и неудач. Но каковы бы ни были объективные или субъективные выводы, одного у него не отнять:
Ельцин навсегда останется в истории России ее первым Президентом, избранным свободным всенародным голосованием…
Савелий прямо из аэропорта позвонил Богомолову:
— Приветствую вас, Константин Иванович!
— Здравствуй, дорогой! — обрадованно отозвался генерал и спросил: — Ты где?
— В Шереметьево…
— Устал?
— Никак нет!
— Тогда ко мне?
— Конечно!
— Хотя нет. Ты где Новый год встречать собираешься?
— Не знаю, не придумал еще.
— Тогда давай посидим по-человечески, сначала попьем пивка, раков покушаем. А там и Новый год встретим вместе. Кстати, и дело к тебе есть.
— Где? — спросил Савелий, не обратив внимания на последнюю фразу.
— А догадайся
— У вас на даче! — с ходу ответил Савелий.
— Да ну тебя! — деланно рассердился генерал. — Нет, чтобы потрафить старику и хотя бы сделать вид, что не знаешь.
— Вот когда станете стариком, тогда и буду щадить ваше самолюбие, — в тон ему подхватил Савелий. — Что взять по пути?
— Только раков и пива! — отомстил генерал и тут же рассмеялся. — Шучу: все есть! Сам приезжай, это и будет моей старухе новогодний подарок.
Все уши прожужжала: когда да когда приедет любимый крестник?
— Скажете тоже…
— А вот сам и спросишь…
— Да, чуть не забыл: дача-то та самая?
— А почему она должна быть другой? — удивился Богомолов.
— Кто его знает? Ведь вы сейчас заняли такой пост, что теперь даже и на «вы» к вам неловко обращаться, все мало кажется! — съязвил Савелий.
— Ты договоришься у меня! На этой даче жили еще мои отец с матерью, а пост… — Константин Иванович вздохнул, — сегодня он есть, а завтра его нет…
— Костик-то все у вас? Как он, кстати?
— Костика я отправил на юга, здоровье поправить!
— Это только вопрос его здоровья, — насторожился Савелий, — или еще почему?
— Не дергайся! С ним все нормально: пусть подлечится как следует, перед тем как ты его снова куда-нибудь сосватаешь…
— Та-а-ак, — обиженно протянул Савелий, — выходит, я виноват в его аварии?
— Что ты такой ершистый стал? Пошутить уж нельзя! Я действительно рад тому, что ты его занимаешь серьезными делами! Я тебе не только его доверяю, но и свою жизнь могу доверить! — серьезно проговорил генерал…
Сначала Савелий хотел заехать домой, чтобы переодеться, но потом, осмотрев себя, подумал, что сойдет и так. Перевесило чашу весов и то, что дача Богомоловых была недалеко от Ленинградского шоссе и из Шереметьево на нее можно было попасть, не заезжая в Москву.
Супруга Богомолова действительно обрадовалась приезду Савелия, словно он был ее сыном: крепко обняла, расцеловала в обе щеки, помогла раздеться, заботливо предложила тапочки, а когда генерал предложил пройти в гостиную, вдруг сказала:
— Еще успеете потрепаться! Вот тебе, Савушка, полотенце, иди в ванную, там найдешь шампунь, мыло…
— Ну, мать, ты даешь! — улыбнулся Богомолов.
— Ты, Костик, не остри, пожалуйста! Человек с дороги, вымотался, запылился…
— Точно, в самолетах столько пыли! — рассмеялся генерал.
— А ты думал, — не слушая его, продолжала хозяйка. — Иди, милый, иди, а мы пока стол накроем, — и подтолкнула Савелия в сторону ванной.
Через час они уже сидели за столом и Савелий с огромным удовольствием уплетал за обе щеки ломтики раков и креветок (супруга Богомолова заботливо почистила и тех и других), запивая эту вкуснотищу голландским пивом, которому генерал отдавал предпочтение.