Креолка. На острове любви
Шрифт:
На Менорке стояла темная майская ночь, и в замке Сен-Филипп не горел ни один огонь, поскольку у англичан закончились сальные свечи, а также и все прочее. Ги де Ришмон припал к земле под оливковым деревом в небольшой рощице рядом с замком. Он устал, покрылся грязью и с нетерпением ждал, когда могильщик из Прованса, выбравшись из туннеля, присоединится к нему, чтобы остальные солдаты этого взвода до рассвета вернулись на свои квартиры.
После выздоровления и возвращения Ги на службу Ришелье смягчился, поручил ему командование ночным взводом и разрешил осуществить его план
После стычки в апреле Ги почти смирился со своей судьбой. Солдаты французского взвода уничтожили английский оперативный отряд, подняли Ги и отнесли его в полевой госпиталь. К этому времени он потерял много крови и не сразу пришел в себя, но сама рана оказалась неопасной. Когда сняли швы, там, где пуля задела его висок, остался темный шрам и, похоже, на всю жизнь. Как заметил Ришелье, теперь Ги выглядел гораздо воинственнее и философом его уже вряд ли кто-то всерьез назовет. Ги выздоравливал на новом месте — в палатке, стоявшей ближе к линии наступления. Ему выделили капрала, который оказался хорошим денщиком и поваром. Днем он никого не подпускал к капитану, давая ему выспаться.
Ги научился более бесстрастно думать о Шарлотте де Нови. Лежа перед палаткой, выздоравливающий, Ги взглянул на остров, окутанный весенним теплом, на залитую ярким солнцем гавань и подивился тому, что не замечал такую невероятную красоту из-за непостоянства женщины. Он уже и так из-за нее поставил себя в глупое положение и считал, что сейчас у него нет причин для тоски.
Вдруг Ги услышал необычный звук. Казалось, будто по ровной поверхности приближались легкие шаги, затем в туннеле что-то упало. Согнувшись, Ги бросился в шахту. Он помогал себе руками в тех местах, где потолок опускался низко. В туннеле горели фонари, освещая стены, выложенные мешками с песком, и грубые доски, служившие потолком. Новые доски треснули и рухнули в туннель под тяжестью песка, погасив стоявшие впереди фонари. Могильщика придавило к полу туннеля, торчали лишь его ноги.
Ги разгребал песок, пока его пальцы не начали кровоточить. Доски над его головой сместились и едва держались, а позади него из щелей между ними струйками сыпался песок. Затем все стихло. Ги ухватил могильщика за ремень и потянул к себе. Из легких Ги вырвались хрипы, когда тело начало показываться из-под обломков.
Наконец он освободил могильщика, повернул его на живот и постучал по спине, затем повернул на бок и прильнул ухом к его груди. Сердце билось. Еще один ком песка обрушился на них. Отскочив в сторону, Ги потащил тело назад по туннелю. Когда он, выбившись из сил, остановился, могильщик вздрогнул и с трудом втянул в себя воздух.
Ги прислонил могильщика к мешкам с песком и освободил ему воротник. Когда глаза солдата открылись, Ги с удивлением заметил, что тот улыбается.
— Я был на волосок от гибели, не сомневайтесь. Нам лучше выбраться отсюда, пока не рухнуло все.
В изнеможении они поползли назад, по пути гася фонари. Часовой, стоявший на посту, чуть не выстрелил в них. Не дождавшись их возвращения, он сильно занервничал, но, к счастью,
В окопе не скрывали радости, увидев их. Ги присоединился к общему веселью, а могильщик заметил:
— Подумать только, я все время собирался выкопать себе могилу, желая убедиться, что делаю эту работу профессионально. Но никак не предполагал, что придется копать так быстро.
К тому времени когда Ги вернулся к своей палатке, небо посветлело и над морем появилась серебристая полоса. Скинув рубашку, он опустился на носилки, не снимая заляпанных грязью бриджей и сапог, и послал капрала за вином, чтобы промыть забитое пылью горло.
Именно в этот момент появился герцог де Ришелье, отогнул клапан палатки и заглянул внутрь. Слабый свет снаружи выхватил его седые волосы, свежий кружевной воротник и изящную одежду. Тихо выругавшись, Ги поднялся.
— Вольно, капитан. Садитесь. Только что я получил донесение о вашей последней проделке. Я не говорю о других, поскольку граница между удалью и самоубийством почти не заметна, но сегодня я скажу все, что думаю.
— Монсеньер…
— Менорка в наших руках. Я намерен сохранить ее после взятия Сен-Филипп. Но ума не приложу, как мне взять этот замок с офицерами, которые во время осады лишились различных частей тела.
— Монсеньер, вы хотите сказать, что я иду на неоправданный риск. Готов заверить вас в том, что после…
— Я не слепой. Я сочувствую вам, но должен напомнить, что вы ответственны перед своими солдатами и отечеством. Вы не принесете им пользы, если вас на этом проклятом холме накроет полтонны песка. С сегодняшнего дня приказываю меньше копать и больше думать.
Ги закрыл глаза. Ришелье не выносил объяснений — его интересовал лишь результат. Однако он выслушивал вопросы, если те имели отношение к делу.
— Вы освобождаете меня от командования?
— Напротив, я хочу воспользоваться вашим умом. Спасибо, капрал. Вот все, что я хотел сказать. — Ришелье налил стакан вина и передал Ги, будто оба вели дружескую беседу в его версальских апартаментах. — Я знаю, вас заботит еще кое-что, и не зря. Она красивая женщина, и, окажись я на вашем месте, ничуть не сомневаюсь, она мне тоже не давала бы покоя. — Ги молча негодовал, но герцог удобно уселся на единственный стул и продолжил: — Возможно, это важно для вас, но по нелепой случайности я недавно встретился с Графиньи, когда она возвращалась из имения Моргона в Бургундии. Оказывается, молодая невеста проплакала в одиночестве всю первую брачную ночь.
Взволнованный Ги спросил:
— Когда мадам де Графиньи уехала из шато Моргона?
— Через неделю после этого.
— Одна ночь, — с горечью заметил Ги, — не делает погоды.
— Тем не менее Графиньи считает, что отношения Моргона с экономкой куда лучше, чем с женой. — Догадавшись, что Ги не в силах ответить, маршал продолжил: — Я заметил одно: молодые мужчины в наше время слишком быстро разочаровываются в любви. Если страстно любишь женщину, разве не стоит преодолеть несколько препятствий, чтобы вернуть ее расположение? Я питаю глубочайшее уважение к браку и счастливее всего чувствую себя в этом состоянии, но отнюдь не считаю, что он способствует или препятствует любви.