Креольская честь
Шрифт:
Алекс обласкал ее груди, нежно покрутил соски между пальцами, пока они не затвердели. Языком он провел вокруг них влажные круги, Ники застонала. Вся дрожа, она потянула путы, но не смогла их оборвать. Как ни странно, это подстегнуло ее желание. Мягкий голубой шелк не врезался ей в кожу, но зато открывал всю ее Алексу.
— Сопротивляться бесполезно, дорогая. Это ни к чему.
Позволь мне любить тебя.
Его язык ласково тронул ее пупок, заскользил по коже, порождая искры, готовые воспламенить огонь. Против воли эта ласка заставляла отзываться всем телом. Алекс сползал все ниже и ниже, проводя языком влажный след вплоть до рыжего пушка магического треугольника.
Но он все еще не останавливался.
Целуя гладкую кожу ее ног, покусывая ее зубами, он медленно поднимался все выше.
Ники беспокойно стонала, вся извивалась. Она так и, не догадывалась о его намерениях, пока он не достиг цветка ее женственности. Волнение, охватившее ее при этом, оказалось не сильнее смущения.
— Алекс, пожалуйста, — беззвучно шептала она, испытывая одновременно и наслаждение, и стыд, — ты… ты не можешь это сделать.
Отодвинувшись, Алекс посмотрел на нее.
— Тебе нечего стыдиться, дорогая. В тебе прекрасно все без исключения. То, что мы переживаем вместе, остается между нами. Я хочу доставить тебе большое наслаждение этой ночью. Может быть, еще большее наслаждение испытаю я.
Его язык рисовал огненные узоры на ее животе. И снова он сдвинулся ниже, целуя бедра, лаская руками. А затем его губы прильнули к ее самому укромному месту.
На этот раз Алекс был беспощаден. Никакие протесты уже не могли остановить его. Губами и пальцами он доводил ее до исступления. Распростертая на постели, вся трепеща, она стонала и молила: «Еще, еще». Когда его язык проник в нее, Ники выкрикнула его имя. Ее тело напряглось.
В ее глазах мерцали россыпи серебряных искр. Все выше и выше вздымалась она на волне наслаждения, которое мог вызвать только Алекс.
Вся выгнувшись дугой, она воскликнула:
— Ну пожалуйста, Алекс! Я хочу тебя!
Алекс припал к ней долгим страстным поцелуем. В его дыхании она чувствовала свой собственный возбуждающий запах. Затем в нее уткнулось его горячее тугое естество. Скользнув внутрь, оно заполнило., ее и превратило их обоих в одно целое.
Сначала Алекс двигался медленно, как бы давая ей время приготовиться к самому пику его страсти. По мере того как она все более отвечала ему, отзываясь на его страсть, движения Алекса становились все быстрее. Ее тело покорно подчинялось его воле и, не в силах насытиться, требовало: «Еще, еще».
— Развяжи меня, — попросила она. — Я хочу касаться тебя руками.
Собрав все свое самообладание, Алекс приподнялся и снял шелковые путы с рук Ники. Вспыхнув, она вплела пальцы в его волосы и притянула его рот к своим губам. Ее язык вторил ритму Александра.
Мир, каким его знал Алекс, сузился до плато в поднебесье, где они были только вдвоем. Там он и любил ее, хотя его тело находилось здесь, внизу, и властно требовало ответа на свои ласки.
Выкрикнув ее имя, он углубился в нее в отчаянности желании обладать ею, требуя, чтобы она вернула ему все, что он с такой готовностью давал.
Алекс почувствовал, как напряглось ее тело, как ее внутренние мышцы обхватили его естество, которое извергло семя как раз в тот момент, когда она достигла пика блаженства. Она обвила руками его шею и так тесно прижалась к нему всем своим маленьким телом, что на какой-то миг они превратились в единое целое.
Через какое-то время они спустились с небес, по-прежнему убежденные, что в мире нет никого, кроме них двоих.
— Я скучал по тебе, — тихо сказал он.
— Да простит меня Бог, но я тоже скучала по тебе.
Соскользнув с нее, он освободил ее лодыжки и заключил ее в объятия. Только поцеловав ее в щеку, он понял, что она плачет.
— В чем дело, дорогая? — спросил он. Она только покачала головой и отвернулась. — Скажи мне.
Ники судорожно сглотнула.
— Я просто поняла, что должна сражаться не только с вами, но и с собой.
Алекс тихо выругался. Убрав с ее лица сверкающие пряди медных волос, он слегка коснулся губами ее щеки.
— Пойми наконец, что пора уже кончать со всей этой глупостью. Ты не можешь не понимать, что твое место здесь.
Нас связывают взаимные чувства, и только таким образом я могу позаботиться о тебе.
Повернувшись на бок, Ники посмотрела ему в лицо.
— Вы думаете, что предлагаете наилучший выход? Для кого-то другого это, возможно, так и было бы.
— Но не для тебя?..
— Не для меня. — Она коснулась его щеки. — Вы, несомненно, почувствовали, что мне желанны. Я не отрицаю, что испытываю к вам сильную привязанность. Но я принадлежу к Сен-Клерам. Мои предки — основатели этой страны. Вы знали моего отца. Знали, какой гордый он был человек. Он берег и защищал свою честь… Я его дочь, Алекс. И то, что я женщина, не означает, что у меня нет чувства собственного достоинства и я — не имею представлений о добре и зле.
— Неужели твое счастье, то есть наше с тобой счастье, тебе не дороже, чем какие-то смутные понятия о чести?
— Счастья без чести не бывает.
Алекс молча обнял ее.
— Должен же быть какой-нибудь выход, — тихо сказал он, осушая поцелуями ее щеки. Но в глубине души он знал, что положение безвыходное.
Глава 17
Алекс постучал в дверь дома номер 121 по Ройял-стрит Мимо, смеясь и разговаривая, проходили хорошо одетые джентльмены с дамами, катились экипажи и кебы, в которых ехала самая разнообразная публика: от ирландских батраков до аристократов, от служанок с Примесью негритянской крови до матросов.
Все это проходило мимо сознания Алекса. На его повторный резкий стук тяжелая деревянная дверь отворилась. На пороге стоял слуга Томаса Демминга Джексон Терчер.
— Хозяин дома? — спросил Алекс.
— Да, господин дю Вильер. — Джексон, плотный мужчина не старше тридцати, но уже лысеющий, поклонился. — Я доложу ему о вашем приходе. — Он прошел через узкий, тускло освещенный коридор, загроможденный с обеих сторон книжными палками, и вскоре вернулся с Томасом — Рад тебя видеть, Алекс, — сказал Томас. Они пожали друг другу руки. Томас тут же повел его в свой кабинет, обшитый деревянными панелями. По стенам висели дипломы и свидетельства всяческих достоинств в деревянных рамках, на одной из стен расположилась картина: парусное судно попало в шторм.