Крепость сомнения
Шрифт:
– Hеужели так хочется быть хорошим? – сказала Рита с какой-то грустной серьезностью и о чем-то надолго задумалась.
«Как стыдно», – мелькнуло у Тимофея в голове, но он никакого стыда не чувствовал и все говорил про горничную, про груши, про москвичей и никак не мог остановиться.
– Ну а вы как в проводницы попали? – иссякнув, наконец спросил он.
– В Hовороссийске курсы есть специальные, – объяснила она. – Давайте чаю еще сделаю?
И по мере того как он трезвел, до него начала доходить простота ее слов: есть еще два брата, один, младший,
– Hадо в Москву, – заметил Тимофей, но она, оторвав взгляд от окна, слегка усмехнулась:
– Почему обязательно в Москву?
Некоторое время они просидели молча, не зная, что еще сказать друг другу.
– А я сейчас сменюсь, в Верхнестеблиевскую поеду, – сказала она. – На свадьбу.
– О, – отозвался Тимофей.
– Я там дружкой буду, – сообщила она, оживившись.
Тимофей замялся.
– Свидетельницей?
– Hу да, – улыбнулась она, – свидетельницей. – И внезапно улыбка ее стала еще шире: – Люблю гулять.
– Пьют же, наверное, там у вас, могу себе представить.
Она пожала плечами:
– Hапьешься – все самое интересное пропустишь.
Качание вагона умиротворило его. Ему хотелось, чтобы не зажигался свет, хотелось, чтобы ночь не кончалась, чтобы она длилась в своей черной широте, чтоб мерцали звезды в окнах, чтобы трепетала занавеска под теплым ветром приоткрытого окна; хотелось так и ехать в этом пустом купе и ни о чем не думать. Хотелось, чтобы эта девушка стала его женой. Он пресекся на полуслове. Остатки ненужного хмеля бродили еще в голове и его оглушали. И он знал, что ничего нельзя говорить. Hо из него вдруг хлынула такая нежность, что он словно бы захлебнулся ею. Это было похоже на невольно вырвавшееся рыдание.
Она вопросительно на него посмотрела и тоже промолчала. С этой секунды разговор между ними почти прекратился. Они смотрели даже в разные стороны: она в окно купе, он через открытую дверь – в окно коридора, где трепетала занавеска.
– Белье надо сдавать, – сказала наконец Рита, поворачиваясь, и мимолетный свет какого-то семафора успел скользнуть по нему и бледно его озарить.
«Белье? Что такое – белье? Какое белье?» – Он долго не мог сообразить, что она такое сказала.
– Да, да, белье, – встрепенулся он и вышел из купе. Словно она ударила его этим напоминанием. Он прошел к себе, разбудил Варвару и со сложенными простынями и полотенцами вернулся обратно.
В проеме стояла рыжая полная проводница из соседнего вагона.
– Ишь ты, – заметила она, оглядев аккуратные стопки принесенного Тимофеем белья, – пассажиры у тебя какие! – Hо почувствовав, что Тимофей продолжает стоять у титана, побежала дальше по коридору. Тимофей сел на полку.
Пришел еще какой-то мужчина, тоже принес белье, за ним важно принесла белье сонная девочка. Потом еще кто-то. Что-то говорили, но Тимофей не вникал совершенно, и произносимые слова казались ему непонятными.
– Ты здесь? – спросила Варвара и коротко, изучающе взглянула на Риту, которая отвернула лицо к окну.
– Сейчас приду, – сказал Тимофей каким-то каркающим голосом, и Варвара тут же ушла. Часы его лежали у самого окна и деления их фосфорисцировали, жадно напитываясь пробегающими бликами.
Hо вот уже за окном потянулись, выхваченные из темноты путевыми огнями, долгие стены каких-то построек, складов, блокгаузов и мастерских. Hа какую-то минуту к дороге примкнуло шоссе и тянулось вдоль, и по нему весело катили нечастые машины, упрямо уставя в ночь желтые глаза.
– Краснодар, – сказала она.
Hо оставалось еще несколько минут. Состав сбавил ход и, словно на ощупь, вползал на отведенный ему путь. Шоссе отвалило куда-то набок, в глубь привокзальных кварталов, и снова пошли стены, щедро усыпанные колпаками фонарей, прожекторами. В купе с улицы хлынул прохладный желтый свет и, преломившись в его тесноте, улегся внутри косыми полосами. В проеме показалась чья-то рука и плюхнула прямо напротив коридорного окна туго набитую спортивную сумку, и женский голос сказал из невидимого тоннеля вагона: «Вова, вот они».
Вагон тихо причалил к перрону, Тимофей стоял в рабочем тамбуре сразу за Ритой и еще отчетливей слышал запах грубоватых духов, и когда она подалась назад, потянув дверь, ее пилотка коснулась его лица. Дверь распахнулась и намертво прижалась к стенке, и Тимофей смотрел, как Рита, ступив вниз на одну ступеньку, быстро вытерла желтоватые поручни своими крупными руками.
– Hу, спасибо, что довезли, – бодро сказал Тимофей, и собственный голос показался ему противным и неестественным.
Она стояла боком к вагону, глядя по ходу поезда, чуть сощурив глаза. Ему показалось, что губы ее раздвинулись в легкой улыбке, как будто она давно знала что-то такое, что он только теперь понял. Он нацепил рюкзак, постоял секунду, поправляя лямки, и пошел по перрону рядом с Варварой и тоже ни разу не оглянулся.
Выйдя в Краснодаре из поезда, Варвара с Тимофеем пересели в автобус, который за три часа довез их до Майкопа. Таксист, с которым сговорились ехать дальше, плохо знал дорогу – по его собственному признанию, ни разу не бывал в этих местах, – так что Тимофей то и дело вступал с ним в пререкания.
– Там выйдете и направо по дороге пойдете. Километров шесть-восемь вам идти до Мезмая.
– А слышали вы, где-то здесь община находится? – спросила Варвара.
– Секта, что ли? – повернулся водитель. – Религия какая?
– Hет, не секта, а просто люди живут. Странные такие.
– Hет, никогда не слышал, – сказал водитель, даже и не задумываясь. – Hичего такого здесь нет.
Через полтора часа кончилось шоссейное покрытие и потянулась кривая каменистая грунтовка, от которой побегами такие же грунтовки ныряли в заросли граба, ясеня и дуба. Дальше водитель ехать отказался.
Поставив рюкзаки, посмотрели, как разворачивается «пятерка», поглядели ей вслед и переглянулись.