Крепость
Шрифт:
— Что Вы имеете в виду?
— Слишком уж здесь грязно!
Бартль понял, что по мне лучше бы отправиться дальше.
Короче, ни поесть, ни хокку написать. Что за жизнь!
Уже рано утром достигаем Orleans.
С одного взгляда понимаю: Мост разрушен — также и здесь. Несколько густых облаков расстилаются над городом. Кучевые облака или дымный чад разрушений?
Останавливаемся.
На жалкие остатки опоры моста перед нами в русле реки трачу кадры моей последней пленки.
В тот самый миг, когда как раз прицеливаюсь видоискателем на опору моста, к нам подходит лейтенант. Он командует противотанковым рубежом, который нам стоит осмотреть. То, что мы прошли досюда без потерь, радует лейтенанта. И он тоже удивляется тому, что мы хотим с «ковчегом» добраться до Парижа.
— Как мы здесь должны удерживать позицию — если однажды придется — в общем, только сам дьявол наверное знает, — жалуется лейтенант. — Теперь переход имеется только у Briare. Но для него ваше транспортное средство, думаю, слишком тяжелое. Это, скорее, рабочий мост-акведук. У Вас есть карта?
И затем еще добавляет, что это должно быть самый длинный мост-водовод в Европе. Там вода идет над рекой, вместо того чтобы вливаться в Loire.
— Ну, Вы сами увидите!.. В любом случае стоит попробовать!
— Премного благодарен!
— Семь футов под килем, как говорится у вас моряков! — добавляет еще лейтенант и при этом слегка вскидывает правую руку как для прощания.
Когда проезжаем некоторое расстояние, даю команду остановиться и показываю Бартлю карту:
— Здесь находится мост-акведук.
— Мост-акведук? — недоумевает Бартль.
— Да, по нему направляются водой через Луару.
— В самом деле, что ли?
— Ну да! — отвечаю возбуждено. — Я, правда, не могу понять на этой карте, куда вода должна течь — но полагаю, что этот мост-акведук, пожалуй, исправен.
Бартль смотрит на меня как на душевнобольного. Так как мне больше нечего ему объяснять, говорю:
— Мы обязаны взглянуть на него!
Снова едем по дамбе. Справа небольшие сады, лежат груды мусора. Непосредственно за дамбой стоят какие-то подразделения. Солдаты исходят из того, что янки не имеют гаубиц и не могут стрелять за дамбу.
Спустя немного времени, прибываем к оплетенной плющом вилле, штабу пехотной части. Радушный гауптман с готовностью делится со мной информацией.
Перед большой, утыканной флажками картой он объясняет мне:
— 3-я американская Армия атакует — а именно на севере Луары на линии Laval-LeMans-Sens-Troyes. Очевидно, нацелившись непосредственно на Рейн. К югу от Луары стоят лишь части нашей 1-й и 19-й Армии.
Интересуюсь:
— Скажите, а где же они точно стоят?
— Где точно — мы этого не знаем. Изменения происходят слишком быстро. Большая часть нашей 1-й Армии стоит здесь, на востоке Сены…
— А как мне лучше всего добраться до Парижа?
— Лучше всего…? Противник уже должен был здесь, вот эту линию: Dreux-Chartres-Orleans на восток, перерезать. А где и как проявят себя Maquis, мы не знаем. Но в любом случае, область от Луары до Фонтенбло и Melun небезопасна.
Капитан думает, что 90 километров далее по течению Луары, у Gien, должен быть еще один мост через Луару — на отрезке Bourges — Париж. Он ничего не знает о мосте-акведуке у Briare… А чуть позже у нас почти не будет шанса — там Loire делает большую дугу, и мы поехали бы на юг вместо севера.
— Нужно быть чертовски внимательными еще и вот почему, — добавляет гауптман, — здесь шатаются даже советские боевые группы.
— Как это?
— Сбежавшие из плена советские военнопленные, присоединившиеся к французам.
— Это мы по-умному сделали, — говорю с сарказмом, — оттянули на себя русских…
— Можно пожалуй и так сказать, — возражает капитан. — Русских должно быть где-то минимум пять тысяч человек, и сверх этого к ним еще примкнули и беглецы из Польши…
Трясу голову, так красноречиво, как только могу. Затем мне приходит на ум:
— Я даже слышал что-то об индийских частях.
— Да, но они, слава Богу, на нашей стороне.
— Ну и мешанина! Там может случиться, что во Франции русские индийцам горло перережут.
Прежде чем мы движемся дальше, пытаюсь второпях запечатлеть вид этой большой карты при помощи ее отчетливых маркировок, и при этом спрашиваю себя: Почему Союзники не идут на северо-восток? Ведь вокруг Dieppe и в районе Pas de Calais расположены наши ракетные базы! Но не этим я должен теперь забивать себе голову…
— Все может измениться в любой час, — как раз произносит гауптман. Затем выдает от себя еще несколько стратегических мудростей:
— Скоро мы увидим, в самом ли деле направление удара атакующих клиньев направлено на Париж или, все же, мимо Парижа. Наверное, Союзники поступят также как и с портами на Атлантике: Отрежут, а затем заставят нас тушиться в собственном соку. Да! Поживем — увидим!
Невольно вслушиваюсь в его слова. Они звучат как уже готовое решение… Смотрю на гауптмана взглядом полным надежды, но он лишь кивает, словно размышляя.
— Индийцы считаются, судя по всему, арийцами, — говорит гауптман. Но в его голосе нет никакой насмешки, даже уголок рта не дрогнет. Этот человек, наверное, прошел школу у Старика…
Высказываю ему свою благодарность двойным «Благодарю Вас!» и, изобразив смесь из прикладывания руки к фуражке и нацистского приветствия, слегка стучу пятками и прошу разрешения уйти.
Однако чувствую себя неважно. Я не нашел обнадеживающего подтверждения своей правоты, на которое рассчитывал в глубине души.