Крепостной княжич
Шрифт:
Утренний туман рассеивался., уползал за пригорки, кочки и кусты. Остатки его путались под копытами коня. Солнце вставало из-за пригорка, она гнала коня что было сил, и когда их совсем не осталось, остановилась на опушке леса, спешилась и присела на траву. Вокруг расстилался дивный пейзаж. Её усадьба была так далеко и казалась такой маленькой. Теплый ветерок обдувал разгоряченное лицо. Минуты шли одна за другой и, словно в забытье, она потеряла им счет.
— Маша!
Резкий окрик вывел её из состояния томного блаженства. Она сидела на траве, а напротив неё стоял человек лет пятидесяти, с совершенно белыми волосами и бородой. Его пронзительные глаза смотрели прямо на нее:
— Ты вернулась!
— Маша — моя мама, она умерла несколько лет назад, я Дарья, Дарья Дмитриевна, её дочь и новая хозяйка Зеленого хутора. А кто вы?
Сверкнув глазами, старик промолвил:
— Подожди дочка, сейчас вернусь! — и исчез в лесу.
Даше стало не по себе. Странный старик! Прошло больше получаса, но тот не появлялся. Даша пыталась привести мысли в порядок. Недели тяжелого пути, потом дом, который вызвал бурю в её душе, оказался родным до боли. Потом Никита, который перевернул все её представления о мужчинах, о жизни, о любви, о том, на что способно её сердце. Теперь этот странный старик. Надо возвращаться. Она встала. Конь странно захрапел и отпрыгнул назад, потом развернулся и галопом помчался в сторону деревни. Странный звук — не то хрип, не то ворчание — заставил её обернуться. На опушке стоял огромный волк. Зверь, размером превосходящий все изученные ею в книгах экземпляры, стоял в пяти метрах от нее, оскалившись, и явно собирался напасть. Сердце у Даши зашлось, ноги подкосились, зверь зарычал. Она упала на землю, шаря рукой подле себя, стараясь рукой нащупать палку, ветку, — что угодно, только бы отогнать зверя. Он смотрел прямо ей в глаза, угрожающе, злобно, словно затягивая в зеленый дикий омут, словно гипнотизируя. В густой листве опушки что-то треснуло, деревья зашептались о чем-то. Последнее что она помнила — огромное лохматое чудовище в полете над собой, металлический свист и летящий навстречу волку длинный предмет, жалобный вой, брызги крови на лице, дурнота, подступающая к горлу, сильные руки, подхватывающие её, и запах мяты и полевых цветов. Потом темнота.
Она очнулась от похлопывания по щеке. Корсет был слегка расстегнут. Глубокие серые глаза смотрели на нее с тревогой и ожиданием.
— Никита! — выдохнула она
— Дарья Дмитриевна! Зачем вы сами поехали, да еще не сказав куда! Хорошо Федор обмолвился, что вы к опушке леса уехали!
— Никита! Ты мне жизнь спас!
— Бросьте, барышня, не стоит…
Почему-то не мог он ей сейчас сказать, как заняла сердце тревога, как, не помня себя, вскочил на первого попавшегося коня. Как вдогонку насмешливо орал какие-то глупости Федька. Как всю дорогу предчувствие беды сжимало сердце.
Никита перевёл дыхание, как после долгого бега, глубоко вздохнул. Слава богу, всё в порядке, он успел таки вовремя! Даша потихоньку приходила в себя. Злополучная поляна была позади. Она сидела на лошади вместе с Никитой, который одной рукой обнимал её крепко, словно боялся уронить, а другой держал повод.
— У нас в Зеленом хуторе волки? — спросила Даша прерывающимся голосом
— Лет десять как не было. Это первый раз.
— А чем ты его?
— Нож у меня всегда с собой- с детства привычка, — Никита улыбнулся и достал из голенища длинный острый нож, на котором еще оставались следы крови. Даша вновь почувствовала комок дурноты, подкатывающий к горлу.
— Испугались, барышня?
— Не зови меня барышней. Даша, я для тебя просто Даша.
Никита остановил коня и дал ей устроиться поудобнее. Маленькая, хрупкая, словно фарфоровая игрушка, она чувствовала себя в его объятиях непривычно, неловко и одновременно так спокойно, как если бы она была в материнском чреве. На её щеках снова стал появляться румянец. Помолчав, она вдруг решилась и произнесла:
— Никита. Скажи, ты чувствуешь то же что и я?
— Дарья Дмитиевна… Дарья Дмитриевна…я…..не понимаю….о чём вы?…
Её близость волновала его. Он держал её в своих руках и словно цепенел от её взгляда. Он притянул её руку к своим губам и прижался к ней, закрыв глаза. Её кожа словно жгла его губы. Он целовал её запястье и вдыхал запах её духов. Он пьянел от запаха её волос, от её карих глаз, от ямочек на её щеках.
— Дарья Дмитриевна! Вы точно солнце, вы такая светлая, вы точно сама любовь…простите меня. Я не смею…не должен…
Весь оставшийся путь до Зеленого хутора они проехали молча. Дарья прижалась к его широкой груди. Она уже понимала, что это начало чего-то нового в её жизни. Она не понимала как это могло произойти — так быстро, практически в один день! Она никогда не чувствовала так сильно и так по настоящему, и она уже знала что это взаимно, но только не знала что с этим делать. Она и не хотела сейчас ничего знать! Ехать бы так и ехать, целую вечность.
— Приехали, барышня.
Никита спрыгнул с лошади и взял её на руки. Дворня, собравшаяся подле усадьбы, обалдело глазела на происходящее. Он нес её на руках как ребенка, а она прижималась к его груди и шептала
— Не уходи, только сейчас не уходи.
_Ой барышня! — завопила Уля- Ой вы вся в крови! Что ты с ней сделал! Ой, люди добрые!
— Замолчи! — Даша взглянула на Ульяну сердито! Он мне жизнь спас! Нагрей воды, налей ванну, позови Ли.
Ульяна кинулась со всех ног выполнять приказание. Никита опустил Дашу на топчан.
— Подожди меня, я недолго. — Она улыбнулась и вышла вслед за Ульяной из комнаты.
Никита сидел в каминной на диване. Уля увела Дарью в уборную, из которой доносился плеск воды и запах лаванды. Внезапно в каминной появился Ли, со своим саквояжем. Не глядя на Никиту, карлик направился прямиком в комнату. Никита преградил ему путь:
— Нельзя туда, там сейчас барышня. Погоди немного, вот выйдет…
— Пропусти! — пискнул карлик. Никита обратил внимание на его большие сильные руки, в которых он сжимал свой саквояж.
— Пропусти его, Никита!
Донесся голос Дарьи. Не веря своим ушам, он отступил назад, и карлик проскользнул за занавеску. Уля выскочила, как ошпаренная
— Терпеть его не могу, карла проклятый!
— Что он там делает?! — возмущение и негодование Никиты переходило в ярость, но зайти он не смел. Уля преградила ему путь. Он вспылил:
— Как она может позволять ему!
— Никита, успокойся! Я все слышу! Я тебе все объясню! — Дашин голос заметно повеселел, и, словно поддразнивал.
— Уля принеси полотенце!
Уля вышла, сердито фыркнув и откинув свою длинную русую косу.
Никита увидел клубы пара, выходящего из-за отодвинутой занавески. Дверь была неплотно прикрыта. Даша, завернутая в большое мягкое полотенце, лежала на мраморной скамье, покрытой полотняным покрывалом, лицом вниз. Глаза ее были закрыты. Ли стоял с длинными гибкими иглами и по одной расставлял их на Дашиной спине, ногах и плечах. Никита никогда не видел, чтобы человек так ловко управлялся, имея такой маленький рост и такие большие, неуклюжие руки. Он не мог отвести глаз от Даши, от ее матовой нежной кожи, красивых форм. Перехватывающая дыхание волна снова подкатила, внезапно заставив его отойти от занавески. Он закрыл глаза и прислонился к стене. Он страдал и был счастлив одновременно. Он понял, что влюбился, влюбился с первого взгляда, глупо, как мальчишка, он страдал, что уродец дотрагивается руками до прекрасного тела его любимой, и ему запрещено убить его на месте, раздавить как червяка. Но, все — таки, Никита был счастлив, счастлив от того, что она все-таки нуждается в нем. Он видел в её глазах нечто большее, чем просто интерес или дружеское участие.