Крепостной шпион
Шрифт:
— Вероятно, у Аглаи Ивановны Трипольской нужно спросить. Княгиня, прежде чем умереть, про Аглаю Ивановну мне рассказывала. В последние месяцы они были очень дружны.
Удуев одобрительно крякнул и намотал шнурок с крестиком на большой палец так, что распятие оказалась прижатым к ногтю.
— Я знаю, кто это сделал.
— Это не я?
— Нет, не Вы, — голос ротмистра был таким, будто он только что на охоте подстрелил зайца. — Княгиню преднамеренно лишила жизни Аглая Ивановна. И я могу доказать её вину.
Передав мёртвое тело княгини Ольховской в руки
— Передайте Его превосходительству, что у меня дело, не терпящее отлагательства. Я не имею возможности долго ждать. Если Его превосходительство не захочет теперь же проснуться и поговорить, то у него могут возникнуть сложности.
Бурса спустился тотчас же. Вид у хозяина дома был заспанный.
— Честное слово, ротмистр, я обижусь, если принесённые Вами известия не достаточно серьёзные. Я прилёг только под утро…
— Достаточно серьёзные, — Удуев поднялся навстречу и сделал несколько шагов. — Убита Наталья Андреевна, княгиня Ольховская.
— Когда это произошло?
— Ночью в своей спальне. Её обнаружил любовник, секретарь Ваш, Сергей Филиппович. Испугался он до смерти, что на него подумают, и сразу послал за мною. Он почему-то решил, что я стану за него заступаться.
— Глупость какая. Зачем Серёже убивать Наталью Андреевну? Он человек нервный, задумчивый, может быть, и вспыльчивый, но я знаю, он был влюблён в княгиню и даже сделал много дурного по просьбам.
— А он и не убивал, — Удуев подошёл и закрыл дверь. — Убил другой человек, но человек этот также член вашего Общества.
Бурса молчал, и после недолгой паузы Удуев пояснил:
— Аглая Ивановна Трипольская, — он опять помолчал, раскуривая поданную хозяином трубку. И как хитро всё сделала. В бане подменила верёвочку нательного креста княгини. Не знаю уж, как ей это удалось, а верёвочка-то необычная. С виду совсем такой же шёлковый шнурочек, только мокрый. Так вот, когда такая верёвочка окончательно просыхает, а случается это часа через три-четыре, то сжимается вдесятеро. Если она на шею надета а жертва спит, моментально задушит насмерть. Фокус, надо сказать, известный. Таким образом убили в Шотландии одну высокопоставленную особу.
— И зачем же Вы мне всё это рассказываете? — также раскуривая трубку, спросил Бурса. — Вы считаете стоило меня будить ради того, чтобы рассказать о случайной гибели очень красивой женщины, и тут же, как я понимаю, совершенно беспочвенно, обвинить в убийстве другую красавицу.
— Увы, не беспочвенно. Я точно знаю и могу это доказать. Аглая Ивановна повинна в смерти княгини.
— А мотив?
— Помилуйте, Константин Эммануилович, мотив на лицо. Остаётся поражаться, как при подобном мотиве Наталья Андреевна была столь неосторожна.
— И всё-таки, зачем же Вы подняли меня в столь ранний час?
— Вы хотите, чтобы я арестовал и допросил Аглаю Ивановну? Мне казалось, что это не совсем в Ваших интересах, а точнее сказать не совсем в интересах вашего тайного общества.
— Неужели в наше время вот так сразу по косвенному подозрению можно взять под стражу человека? У Вас же нет доказательств, только предположения и фантастические домыслы, — возмутился Бурса. — Кроме того, она женщина. А коли и убила, разве Аглая Ивановна совершила нечто против монархии? Разве она повинна в заговоре, в покушении на августейшую персону, в подстрекательстве к бунту?
— Вы правы, Ваше превосходительство, — вздохнул Удуев. — Помните в прошлом месяце в ведомостях писали: двое мещан отравили грузинского князя. Знаете, чем дело кончилось?
— Плетьми, — зло сказал Бурса. — Плетьми. Нашли бутылочку с ядом и всыпали по сотне плетей каждому.
— А потом нашёлся истинный виновник, — добавил Удуев. — Бывает, дело семейное. Будем считать, что это дело именно государственной важности, — Михаил Валентинович в эту минуту не смотрел на хозяина кабинета. — Сейчас я поеду домой и лягу спать. Вы знаете, я ведь, так же как и Вы, Константин Эммануилович лёг поздно, не выспался. А после обеда возьму несколько жандармов и арестую госпожу Трипольскую. В нашем ведомстве её вина легко будет доказана. Вы, надеюсь, правильно поняли меня?
— Спасибо, что предупредили. Спасибо.
Стук колёс ещё не утих на пустой улице, а Бурса уже положил перед собою чистый лист бумаги и обмакнул перо в чернильницу. Ещё через пять минут письмо было готово и сложено. Заклеив конверт, Бурса крупно написал на нём: «Генриху Пашкевичу лично в руки».
Очнулся Генрих от того, что сиделка с силой трясла его за плечо.
— Что случилось?
Он открыл глаза. Было ещё раннее утро, светло, но солнце ещё не поднялось над крышами, только лёгкое зарево на востоке.
— Что случилось? — опять повторил он, ощутив неладное.
Без слова девушка протянула конверт. Генрих разорвал конверт, прочёл. Содержание записки оказалось столь неожиданным, что он прочёл ещё раз: «Это не ошибка, письмо адресовано именно Вам. Хотя оно и не подписано, я надеюсь Вы сможете понять от кого оно. Настоятельная просьба по прочтении тотчас сожгите листок. Суть вопроса в следующем: коли Вам, Генрих, не безразлична судьба Аглаи Ивановы, то поспешите. Не позже, как после обеда, Аглая Ивановна, вероятно, будет арестована и водворена в крепость. Откуда её уж никак не вызволить. Поторопитесь, мой друг, жизнь девушки исключительно в Ваших руках. С глубочайшим уважением и надеждой, Ваш общий друг».
Листок ещё догорал в камине, а Генрих уже успел на половину одеться. Голова немного кружилась от резких движений.
— Да куда же, Вы? Куда? — почти заплакала сиделка. — Вы же и шагу по улице не пройдёте, а ещё сабля. Слабый Вы ещё.
Но увещевания не помогли. Пашкевич желал получить объяснения, он жаждал объяснений.
«Ясно, письмо от Бурсы, — размышлял он, всё более и более распаляясь. — Но какого чёрта Его превосходительство, Константин Эммануилович, обращается с подобной просьбой ко мне? Я что член «Пятиугольника»? Я им ничем более не обязан».