Крещатик № 92 (2021)
Шрифт:
«Ну, что, спасибо вам, господа, сейчас раздам деньги», – весело сказал он. «Мы с вами не знакомы, случаем?», – спросил подполковник Нафталия как бы невзначай.
Тот подумал и сказал, что «где-то виделись, но где, я не помню, наверное, где-нибудь на разгрузке, Иерусалим город небольшой». – «Да, небольшой, но протяженный», – сказал подполковник расхожую истину. Он был штабной начальник из службы связи, обслуживающей узловой центр. Нафталий прекрасно помнил, где они пересекались, даже обсуждали что-то, но вспоминать здесь об этом было не к месту. Ну, чего? У него не было никаких комплексов, но при Йойо и Мусе пускаться в выяснения подробностей:
Хези смотрел на двух офицеров с живым и неподдельным интересом. Жена подполковника разлепила свои живые мягкие губы и, не скрываясь, смотрела на Нафталия, или ему это показалось, точнее не сказать. Но когда уже расплатились окончательно, подполковник оказался неприлично щедр, почти как подвыпивший деловитый гусар, женщина его подмигнула углом блестящего глаза и непонятно ни для кого, обращаясь только к Нафталию, грудным голосом медленно сказала, подав руку с почти полным отсутствием суставов: «Приезжайте еще, мы вас ждем».
В этот день не поехали обедать или даже просто закусывать. Хези, очень напряженный и собранный, высадил Мусу и Йойо на Кинг Джордж у Бен-Йегуды (со словами: «Ребята, завтра как всегда, а сегодня, простите меня, но я очень тороплюсь») и поехал дальше с Нафталием к его дому. Это было совсем близко. «Поговорим, хорошо?», – сказал он Нафталию, тот кивнул. Хези припарковал грузовик совсем недалеко от резиденции премьера в тенечке, внимательно оглядел улицу в зеркала заднего вида и сказал Нафтали:
– Ситуация такая, брат. На меня очень сильно наехали, требуют деньги, много денег. Очень серьезные парни, не шутят, опасные. Ты их видел днем. Ничего объяснить нельзя. Не повезло мне. Сегодня у меня с ними вечером встреча, в полицию идти нельзя, ты же понимаешь, город с гулькин нос, все знакомы друг с другом, да и не пойдет никто за меня. Я человек простой, никаких дел с ними у меня никогда не было, я их обхожу за километр. Семья, работа, синагога. Был бы отец, он бы уладил, но отец не с нами уже. Ты, как я понимаю, парень серьезный, можешь со мной пойти, помочь присутствием, а? У тебя какой уровень армейский?
Хези вызывал жалость. Одним махом он стал маленьким крупных размеров мужчиной. Нафтали ничего такого не ожидал, он просто хотел подзаработать на машину. Конечно, ввязываться в такие истории было ему очень нежелательно. После двух лет подготовки, командир группы, серьезный офицер – и какая-то наглая шпана… Опасная, как желтые суставчатые тарантулы на твердом песчаном грунте в Синае у сортира на курсе выживания.
– Когда у тебя встреча с ними? – спросил он Хези.
– Через два часа, они могут следить за мной, имей в виду. Оружия брать нельзя, да у меня и нет ничего, один гонор. Так какого ты уровня в армии, ты не сказал мне.
– 12-го, – нехотя сказал Нафтали.
– Я понял тебя, брат. Пойдешь?
Оставлять этого человека, просившего о помощи, Нафтали почему-то не мог.
– Да, – сказал Нафтали. – Мне надо забрать кое-что из дома, подожди меня.
– Никакого оружия, только его не хватало. Только руками не обойтись с ними, это точно, – тоскливо сказал Хези. – Огнемет бы не помешал.
– Шмогнемет, – передразнил его Нафтали. Он очень редко кого-нибудь передразнивал или шутил над
Быстро переоделся в широкую байковую фуфайку с капюшоном, с карманами на животе и на предплечьях, затем нагнулся к нижнему ящику платяного шкафа с аккуратно сложенными стопками одежды. Он выдвинул ящик наружу, взял вещмешок и распихал из него по карманам четыре круглых предмета в брезентовых чехлах. Быстро сложил все обратно, задвинул ящик внутрь, поправил воротник фуфайки и вышел.
«Не безумствуй, не подавляй гормоны», – сказал ему в спину отец, которого пожилые беженцы из Польши и Галиции звали в синагоге Нью-Джерси сразу по приезде «Джеф Моисеевич». «Доброе утро, Джеф Моисеевич», – говорил ему некто Эпштейн, поэт на идиш, беженец из закарпатского городка Берегово (Лампертхаза), приподнимая над склоненной головой почти новую шляпу, полученную на синагогальном складе помощи вновь прибывшим беженцам. И майор Гарц откликался на это имя с подобием полуулыбки запуганного местечкового знахаря, а может быть, и лекаря.
Следователем у Джефа-Владимира Гарца после побега в Берлине был английский офицер, слишком типичный, чтобы казаться настоящим. Но он был настоящий, его русский язык был настоящий, его подозрения тоже были настоящими.
– Вот вы скажите мне, товарищ Гарц, что побудило вас, многообещающего хирурга, майора, популярного среди женщин мужчину бежать из Красной армии? Ведь вы рисковали жизнью, сэр? Я не понимаю, объясните мне, сэр? – спрашивал он доверительно. Он облокачивался на спинку резного баварского стула, который выдерживал его тело без усилий – прочно работали германские мебельщики, чудесные уроженцы гор.
Гарц не знал, что сказать, он понимал сложность ситуации, но с объяснениями у него не получалось. Он не мог сказать, что является авантюристом или там искателем приключений, не мог, и все. Ситуация его была сложной. Но как-то все обошлось. Его передали американцам, и их следователь, живой такой мужчина, говоривший на языке идиш, сумел Гарца понять. Или они поняли что-то про этого парня, одинокого безумного Володю Гарца из фронтового русского госпиталя, местечкового пацана, или сообразили, в конце концов, ну, кому он нужен, ну, какой из него секретный агент.
А-лопата, а не агент русской разведки. «А-лопата» – так говорили в те годы в Эцрисроэль на сложной смеси русского, иврита и идиша, что значило: «да не несите вы чушь, никакого толка не будет, ничего у вас не получится». Иди, парень, езжай в Нью-Джерси молиться в свою синагогу и работать врачом, ты это умеешь. Американцы оказались людьми попроще, что ли. «Благословляешь Америку, парень?». – «Конечно, благословляю, о чем речь». На том и порешили.
Нафтали залез в кабину одним движением рук и спины. Он накинул капюшон на голову, достал угольный карандаш и обвел глаза черными жирными страшными кругами. Хези молча сбоку смотрел за его действиями с испугом. Нафтали нарисовал себе и усы, и некое подобие бородки, такая широкая черная полоса посередине подбородка, с ума можно сойти – совсем другой человек. Непонятный и жуткий, живущий в ночи по своим правилам и законам мужчина. Хези покачал головой и как-то успокоился, увидев Нафталия таковым. «Может, еще и обойдется все», – решил он неожиданно для себя.