Крещение огнем. Башня Ласточки

Сапковский Анджей

– Ридо! – крикнул он хрипло.

– Фаоильтиарна! – отозвался торговец ломким голосом.

Наездник подъехал еще ближе, наклонился в седле. Вода струей стекала со стального наносника прямо на карваш и зловеще блестящий клюв чекана.

– Фаоильтиарна! – повторил гавенкар, кланяясь в пояс. Он снял шляпу, дождь мгновенно плотно прилепил к черепу его реденькие волосики. – Фаоильтиарна! Я свой, пароль и отзыв знаю… От Фаоильтиарны еду, ваше превосходительство… Жду вот тута, как было договорено…

– А это кто такие?

– Эскорт мой. – Гавенкар наклонился еще ниже. – Ну энти, эльфы…

– Пленник?

– На

возу. В гробе.

– В гробу?! – Гром частично заглушил яростный рев наездника с чеканом. – Это тебе даром не пройдет! Господин Ридо ясно приказал: пленник должен быть доставлен живым!

– Так живой же он, живой, – спешно пробормотал торгаш. – Как приказано! В гроб мы его запихали, но живой он… Не я придумал с гробом-то, ваше превосходительство… Это Фаоильтиарна…

Конник хлопнул чеканом по стремени, дал знак. Трое конных спрыгнули с седел и стащили тент с фургона. Когда они выкинули на землю седла, попоны и связки упряжи, Геральт при свете молнии действительно увидел гроб из свежеструганой сосны. Однако не приглядывался особо внимательно, чувствуя покалывание в кончиках пальцев. Он уже знал, что увидит через минуту.

– Как же так, ваша милость? – проговорил гавенкар, глядя на раскиданные по мокрой траве товары. – Добро мое с возу вон?

– Беру все. Вместе с упряжкой.

– Аааа. – На заросшую щетиной физиономию торгаша выползла слащавая улыбочка. – Энто другая разница. Энто будет… Дайте подумать. Пять сотен, с позволения вашей милости, ежели в темерской валюте. Если же вашими флоренами, то сорок пять.

– Гляди не продешеви! – фыркнул конный, отвратительно ухмыляясь из-за наносника. – А ну, подойди ближе.

– Осторожнее, Лютик, – прошипел ведьмак, незаметно расстегивая застежку плаща.

Громыхнуло.

Гавенкар подошел к наезднику, наивно рассчитывая на самую большую торговую сделку в своей жизни. И это действительно была сделка его жизни, может, не самая лучшая, но уж наверняка последняя. Наездник приподнялся на стременах и с размаху всадил ему чекан в полысевшее темечко. Торговец упал, не издав ни звука, задергался, замахал руками, вспахал каблуками мокрый ковер листьев. Кто-то из копавшихся в телеге закинул ремень на шею вознице, затянул, второй подскочил, ткнул кинжалом.

Один из конников рывком поднял арбалет, целясь в Лютика. Однако у Геральта в руке уже был меч, выброшенный из телеги гавенкара. Перехватив оружие посередине лезвия, он метнул его, как копье. Прошитый насквозь арбалетчик свалился с коня все еще с выражением безбрежного изумления на лице.

– Беги, Лютик!

Лютик подскочил к Пегасу и диким прыжком взлетел к седлу. Однако прыжок оказался излишне диким, а поэт недостаточно ловким. Он не сумел удержаться за луку и шмякнулся на землю по другую сторону лошади. Это спасло ему жизнь, клинок меча напавшего на него наездника рассек воздух над ушами Пегаса. Мерин испугался, рванул, столкнулся с конем противника.

– Это не эльфы! – рявкнул наездник в шлеме с наносником, тоже выхватывая меч. – Живыми брать! Живыми!

Один из тех, кто, выполняя приказ, соскочил с телеги, замешкался. Однако Геральт уже успел выхватить собственный меч и не терял ни секунды. Запал двух оставшихся несколько остудил хлынувший на них фонтан крови. Геральт воспользовался

этим и прикончил второго. Но конники уже подскочили к нему. Он вывернулся из-под их мечей, парировал удар, сделал вольт и в этот момент почувствовал сильную боль в правом колене, почувствовал, что падает. Он не был ранен. Просто вылеченная в Брокилоне нога без всякого предупреждения перестала слушаться.

Замахнувшийся на него секирой пеший вдруг крикнул и завертелся, словно кто-то его сильно толкнул. Прежде чем упасть, ведьмак увидел стрелу с длинными перьями, впившуюся в бок нападающего до половины стержня. Лютик крикнул. Гром заглушил его крик.

Вцепившийся в колесо телеги Геральт увидел при свете молнии светловолосую девушку с натянутым луком, выбегающую из ольховника. Конники тоже заметили ее. И не могли не заметить, потому что в этот момент один из них перевалился через конский круп, получив в кадык стрелу, превратившую его горло в кровавое месиво. Трое остальных, в том числе командир в шлеме с наносником, сразу же оценили опасность, с криком помчались к лучнице, прячась за шеями лошадей. Они думали, что конские шеи будут достаточной защитой от стрел. Они ошибались.

Мария Барринг по прозвищу Мильва натянула лук. Она целилась спокойно, прижав тетиву к щеке. Первый из атакующих вскрикнул и сполз с коня, ступня застряла в стремени, и подкованные копыта раздавили его. Второго стрела прямо-таки смела с седла. Третий, командир, был уже близко, поднялся в стременах, занес меч для удара. Мильва даже не дрогнула. Бесстрашно глядя на нападающего, натянула лук и с пяти шагов всадила ему стрелу прямо в лицо, рядом со стальным наносником. Стрела прошла навылет, сбросив шлем. Конь не остановился. Наездник, лишившийся шлема и значительной части головы, еще несколько мгновений сидел в седле, потом медленно наклонился и свалился в лужу. Конь заржал и помчался дальше.

Геральт с трудом встал, помассировал ногу, которая хоть и болела, но – о диво – казалась вполне дееспособной. Он мог спокойно встать на нее, мог ходить. Рядом, сваливая с себя придавивший его труп с развороченным горлом, поднимался с земли Лютик. Лицо поэта цветом могло соперничать с негашеной известью.

Мильва приблизилась, попутно выдергивая стрелу из тела убитого.

– Благодарю тебя, – сказал ведьмак. – Лютик, поблагодари. Это Мильва Барринг. Мы обязаны ей жизнью.

Мильва вырвала стрелу из другого трупа, осмотрела окровавленный наконечник. Лютик что-то невнятно промямлил, склонился в учтивом, но несколько дрожащем поклоне, затем упал на колени, и его вырвало.

– Кто такой? – Лучница вытерла наконечник о мокрые листья, сунула стрелу в колчан. – Друг твой, что ли, ведьмак?

– Да. Его зовут Лютик. Он поэт.

– Поэт. – Мильва поглядела на сотрясаемого сухими уже позывами трубадура, потом подняла глаза. – Ежели так, то понимаю. А вот чего не понимаю, так это пошто он тут блюет, заместо того чтобы где в тишине рифмы складывать. Впрочем, мне-то что. Не мое дело.

– В определенной степени твое. Ты спасла ему шкуру. Мне тоже.

Мильва протерла мокрое от дождя лицо, на котором все еще можно было увидеть оттиск тетивы. Хоть стреляла она несколько раз, оттиск был только один – тетива постоянно прижималась к одному и тому же месту.