Крещенные кровью
Шрифт:
– Его не трогали потому, что этот полицай служил приманкой для «жирного гуся» из Берлина, – сказал Степан, хмуря брови. – Он находился под присмотром.
– Выходит, его время пришло? – насторожился Дед Фома.
– Да, кого им приманивали, уже здесь, в Брянске, – ответил Стрелец.
– И вы конечно же прилетели за головой «жирного гуся»?
– Не только за головой, но и за телом. Нам приказано взять его живым и переправить на Большую землю.
– Конечно, и план уже имеется? – поинтересовался командир партизан задумчиво.
– А вот четкого плана как раз у нас нет, – ответил Степан. – Тот, за кем мы прибыли, непредсказуем, и предугадать его действия практически невозможно. Вся надежда на тебя, командир, и на твоих бойцов. Лучше вас никто не знает поселка Большой Ручей. Нам приказано составить план захвата вместе с тобой, Илья Петрович. Ну а тебе велено всячески нам содействовать в достижении нашей общей цели.
– Раз приказано, значит, сделаем, – вздохнул командир и громко зевнул. – А теперь отбой! Располагайтесь где хотите. Можете ночевать в землянке, если разместитесь, а можете у костра. Сейчас ночи теплые…
Группу сопровождения сформировали утром у штабной землянки.
Когда бойцы построились, Дед Фома вызвал десять человек, остальных распустил. Перед теми, кто остался, командир зачитал задачу и пожелал успехов в предстоящей операции. Дед красиво говорил о том большом вкладе, который партизаны вносят в борьбу с фашизмом, и о долге всех советских людей перед Родиной. На прощание он обнял каждого бойца. Старшим группы был назначен тот, который возглавлял встречавших. Звали его просто – Федот.
Весь день они передвигались по лесу ускоренным маршем. Ночь провели у костра, а с восходом солнца, наспех перекусив, двинулись дальше. Пройдя несколько километров, бойцы заметили собиравших грибы женщин, и Федот решил изменить курс.
Следующую ночь тоже решили провести в лесу, хотя до поселка было уже рукой подать. Охотник и Стрелец вызвались идти в караул. Пока партизаны спали, они сидели в указанном Федотом месте и, прислушиваясь к звукам ночного леса, всматривались в темноту.
– Знаешь, о чем я сейчас подумал? – спросил Яшка, переворачиваясь с живота на бок.
– Знаю, – тихо ответил Калачев. – Ты вспомнил ту ночь, когда мы сидели с тобой так же, наблюдая из кустов за усадьбой скопцов!
– Т-точно… – прошептал Яшка обескураженно. – Постой, а как ты догадался, что я именно про это думал, а не про смазливую бабенку на сеновале?
– Наверное, потому, что я сам ту ночь вспоминал.
– Давно это было…
– Может быть, для тебя и давно, а для меня будто только вчера.
– Ладно, забудем про плохое. Как действовать по прибытии на место, Степан?
– По обстановке. Ты это хотел услышать?
– Брось подкалывать, мне не до шуток.
– А я и не шучу. Пока мне нечего предложить, может, ты чего подскажешь?
– Увы, и я в тупике, – вздохнул Яшка.
Чуть свет бойцы были уже на ногах: не очень-то понежишься на холодной земле. Они снова пошли лесом, обходя открытые места. К околице поселка Большой Ручей прибыли лишь к вечеру.
Рассредоточив бойцов по позициям, Федот собрал «гостей» вокруг себя:
– Я свое дело сделал, товарищи, что теперь прикажете?
– Нас нужно свести с человеком, который поддерживает связь с вашим отрядом, – сказал Степан.
– Мы приведем его, как стемнеет, – кивнул партизан.
– Тогда не станем терять время и полюбуемся поселком со стороны, – Степан достал из вещмешка бинокль. – Я буду рассматривать улицы и дома, а ты, Федот, называй те, в которых живут полицаи.
– Это я запросто, – усмехнулся партизан.
– А я нарисую схему с ваших слов, – сказал Яшка, беря в руки лист бумаги и карандаш. – Хотя… мне больше понравилось бы рассматривать этих ублюдков через оптический прицел снайперской винтовки.
Как только над лесом сгустились сумерки, партизаны, не разводя костров, поужинали, и те, кто не был в карауле, стали устраиваться на ночлег.
«Так хочется побыть одному, – вдруг накатило на Степана, – чтобы никто не приставал с вопросами…» Убрав бинокль в вещмешок и проверив автомат, он глубоко вдохнул прохладный свежий воздух и только тут заметил на тропе трех человек. «Наверное, ведут связного», – подумал Калачев и шагнул навстречу.
– Вот, с рук на руки передаю, – партизан посторонился, пропуская вперед невысокого мужичка. – Это староста из Большого Ручья. Матвей Бортко. Прошу любить и жаловать.
Старосту трудно было разглядеть в темноте, но Степану это и не требовалось. Он обратился к нему с ничего не значащим вопросом:
– Как жизнь, товарищ Матвей?
Тот пожал плечами, легонько прокашлялся и ответил:
– Какая тут жизнь? Так, маета одна.
– Что, так все плохо?
Бортко недоверчиво покачал головой. Давно уже он прислуживает у немцев и никак не может дождаться, когда Красная армия вышвырнет их с родной земли. В старосты он пошел не по своей воле, а по требованию подполья и все это время балансирует, как на лезвии бритвы. Его угнетают косые взгляды односельчан и плевки в спину, но приходится терпеть.
Решив не расспрашивать больше Бортко здесь, на тропинке, Калачев пожал ему руку и предложил пройти к месту временной стоянки группы. Он двигался следом за старостой, смотрел ему в спину, а сам почему-то вспомнил о брате, за которым прибыл.