Кресло на чердаке
Шрифт:
Иногда попадались современные каменные коттеджи, у этих заборы были и вовсе высоченные, третий этаж дома едва виднелся. И обязательно висела камера и на воротах была прибита табличка с надписью про злую собаку.
Димыч ждал Надежду возле развилки. Оттуда до места назначения оказалось близко.
– Ну вот, – сказал парень, открывая калитку, – проходите, Надежда Сергеевна, не стесняйтесь.
– Я вообще-то Николаевна, – поправила Надежда и застыла, забыв прикрыть калитку.
Дом был хорош. Старый, но добротный, из плотно пригнанных
Она привычно одернула себя: какие еще пироги? Про них даже думать вредно, столько в них калорий! И вообще, она сюда приехала не чаи с вареньем и пирогами распивать, а за собакой присматривать. Только где та собака?
Никто не лаял и не бежал навстречу, и будки во дворе не было.
От калитки к дому вела дорожка, вымощенная розоватой плиткой, а вдоль дорожки росли бордовые георгины. Конечно, сейчас почти все цветы засохли, но кое-что уцелело. И Надежда представила, какое же это феерическое зрелище, когда шапки георгинов смотрят на дорожку. Ай да Александра Павловна, какую красоту сотворила!
Димыч скрылся где-то за домом.
– Надежда Андреевна, идите сюда! – послышался его голос.
Надежда поспешила на зов, буркнув, что она все же Николаевна, и увидела только заднюю его часть. Димыч стоял на четвереньках и шарил рукой где-то под домом.
– Ты что там делаешь? – удивилась Надежда Николаевна.
Оказалось, что Александра Павловна прятала под домом запасные ключи. Надежда удивленно подняла брови, не ожидая от бывшей коллеги такого вопиющего легкомыслия, но Димыч пояснил, что под домом тайник, который очень сложно обнаружить. Даже если знаешь, где искать, и то приходится долго возиться.
Наконец он вытащил связку ключей, которые были все в земле. В ответ на выразительный взгляд Надежды, Димыч признался, что, когда уходит ненадолго, просто оставляет ключи под камушком. Надежда только головой покачала, решив, что это не ее дело.
Дверь была новая, железная, с двумя замками. Александра Павловна всегда была женщиной осторожной, вот только с ключами как-то несерьезно вышло… ну, человеческий фактор.
– Рози, девочка моя! – воззвал Димыч. – Познакомься с Надеждой Алексеевной!
Надежда хотела сказать, что она Николаевна, но прикусила язык, так как в сенях появилась огромная, для ребенка-великана, мягкая игрушка. Серая с белым, чрезвычайно пушистая.
Надежда знала, что собой представляет маламут, но эта была явно больше размером, чем она могла вообразить. В сенях сразу стало тесно.
– Ой, – сказала Надежда Николаевна. – Какая ты огромная!
Собаченция подняла голову и разразилась пространными, выразительными подвываниями.
– Это
Рози подошла к Надежде вплотную и толкнула ее огромным боком, отчего Надежда Николаевна едва не села на пол. Собака смотрела на нее и улыбалась.
– Она всех любит, – сообщил Димыч. – Всех без исключения. Ласковая очень.
– Да я уж вижу… – Надежда почесала Рози за ушами, отчего та блаженно зажмурилась. Надежда поняла, что они поладят.
– Ладно, Надежда Евгеньевна, – заторопился Димыч, – мне пора, вы уж тут сами все найдете, Рози покажет…
– Я вообще-то Николаевна, – привычно сказала Надежда, но парня уже и след простыл.
Надежда заложила щеколду на калитке и увидела, что ее можно закрыть и на замок. Ключа было три – два от входной двери и один от калитки. Так, стало быть, Димыч поленился и калитку не запер. Ну, пускай Александра Павловна сама с ним разбирается.
– Ну, Рози, – сказала Надежда, – показывай, где что.
Собака послушно затрусила вперед. За домом был сад – большой, старый, тенистый. На некоторых деревьях остались поздние яблоки, которые Александра Павловна не успела убрать. Еще висели сливы – переспелые, пурпурные, осыпающиеся. Надежда попробовала одну – кисловатая, хоть и мягкая уже. Грядки все были вскопаны и подготовлены к зиме.
Пошли в дом. Сени Надежда уже видела, теперь вошла в большую комнату, которую Александра Павловна именовала горницей.
Прежде всего в глаза бросалась печь – большая, высокая. Надежда знала, что такая печь называется голландкой. Мебель в комнате была вовсе не деревенской. Добротная, старая, но красивая, хорошо сохранившаяся. Наверное, все же не антиквариат, размышляла Надежда.
Она подошла к посудному шкафу. Одна его дверца была украшена фигурным стеклом в свинцовом переплете, в другую было вставлено стекло обычное. Видно, то, прежнее, разбилось.
Надежда Николаевна открыла шкаф. На полке прямо перед глазами стояла большая квадратная бутыль с довольно широким горлышком и с гербом на одной из сторон. В памяти всплыло слово «штоф». Было видно, что вещь старая, если не сказать старинная. Рядом со штофом расположилось несколько разномастных рюмок, красивый бокал с треснутой ножкой и графин с петухом внутри. Надежда знала про такие графины: если в него налить воды, а лучше водки, то петух станет большим, заполнит все пространство и получится как живой, только что крыльями не захлопает.
Этот графин был пустой, и петух вел себя прилично.
На верхней полке стоймя было расставлено несколько тарелок, очевидно для красоты. И то правда, тарелки радовали глаз – затейливый яркий узор, ничуть не потускневший от времени, и надпись по кругу витиеватыми буквами, похожими на немецкий готический шрифт.
Впрочем, по-немецки Надежда Николаевна знала только «Хенде хох!» и «Доннер веттер», так что прочитать надпись не могла. Да и боязно было к тарелкам прикасаться, наверняка старинные…