Крест Гитлера: Церковь времен III Рейха
Шрифт:
Он пылко критиковал ту форму религии, которая препятствовала искренней вере. Он был уверен, что абстрактные богословские споры часто затуманивали ответы, в которых отчаянно нуждались люди. По его словам, церковь заботилась о том, чтобы сохранить нетронутыми свои духовные привилегии. Она отвергла личную ответственность и оказалась неспособной проявить власть над «миром, достигшим полноты времен». Церковь может быть церковью только тогда, когда она действует смело во время нужды.
Когда бомбы союзников падали на тюрьму, Бонхёффер утешал других узников. Один заключенный отметил, что его посвящение Христу было очевидным и что каждый был тронут «его простой
20 июля 1944 года план полковника Штауффенберга убить Гитлера потерпел неудачу. Это сразу же привело к уничтожению многих, кто хоть каким-то образом был заподозрен в связи с заговором. В октябре того же года Бонхёффер был переведен в тюрьму Гестапо в Берлине. В феврале 1945 года он был отправлен в концентрационный лагерь Бухенвальд.
Один из заключенных написал о Дитрихе: «Он был одним из тех немногих, когда-либо виденных мною людей, для которых их Бог был реальным и всегда был близок к ним». Еще один узник отметил: «Полностью спокойная и нормальная, находящаяся в совершенном покое, его душа сияла во тьме нашей тюрьмы. Он учился полностью отдавать себя в руки Божьи, серьезно относясь как к своим страданиям, так и к страданиям Бога в этом мире».
Два месяца спустя, по приказу Гиммлера Бонхёффера вместе с Канарисом и несколькими другими заключенными погрузили в тюремный фургон и повезли в лагерь смерти Флоссенбург. Через несколько дней они прибыли в маленькое селение Шёнберг, где заключенные были собраны в маленьком школьном здании, которое теперь использовалось в качестве временного карцера. Один из заключенных рассказывал, что Бонхёффер повел их в молитвенном служении по тексту «ранами Его мы исцелились», принеся утешение своим товарищам.
Дверь отворилась пинком, вошли двое сотрудников Гестапо, потребовав от Бонхёффера следовать за ними. Он немного задержался, чтобы со всеми попрощаться. Последними его записанными словами были «О, Боже, это — конец, и для меня — начало жизни».
Инсценированный судебный процесс над ним продолжался всю ночь вплоть до утра. Последняя картина о нем основана на описании, данном врачом, которого попросили присутствовать при казни. Он записал, что между пятью и шестью часами Бонхёффер вместе с тремя другими заключенными был поведен на казнь. Врач отметил, что, когда дверь открылась, он увидел пастора Бонхёффера все еще в тюремной одежде, молящегося своему Господу Богу.
Заключенным было приказано раздеться. Затем они были проведены на один лестничный пролет вниз под деревья к уединенному месту своей казни. Обнаженный, под виселицей в очаровательном весеннем лесу, Бонхёффер опустился на колени в своей последней молитве. Затем он мужественно и невозмутимо поднялся по ступенькам на виселицу. Спустя пять минут его жизнь прервалась. Это было 9 апреля 1945 года.
Говоря о вере Бонхёффера, врач написал: «Посвящение и явная твердая вера этого человека глубоко тронули меня... За почти пятьдесят лет моей работы врачом я вряд ли когда-либо видел человека, умирающего с таким полным смирением перед волей Божьей».
Три недели спустя Гитлер покончил жизнь самоубийством, а еще через неделю война в Европе закончилась. Нацизм, которому противостоял Бонхёффер, был посрамлен, и церковь, которую он так пылко порицал, получила возможность поразмыслить о своем малодушии. Послание о Кресте, которое было потеряно в опьяняющие дни национальных побед, следовало вернуть назад.
Мы не сможем дать ответ на вопрос, почему Бог не сохранил жизнь Бонхёфферу всего лишь на несколько недель, чтобы он мог быть освобожден союзниками. Мы можем только быть уверены в том, что он умер в назначенное Богом время и определенным Богом способом. Он, так пылко любивший Христа, последовал за своим Учителем, приняв насильственную смерть из рук других людей. Он мог бы сказать, что Бог дал ему привилегию «драгоценной благодати».
Наследие Бонхёффера живо. Он является постоянным напоминанием о том, что церковь должна всегда оставаться церковью — сколь бы ни была высока цена. Христос приглашает каждого из нас: «Прийди и умри». Однако, если мы не умираем для себя во время нашей земной жизни, мы, возможно, не будем готовы заплатить окончательную цену, если этого потребует наша вера.
Бонхёффер оставил после себя молитву: «Смерть, сбрось с нас скорбные цепи и разрушь толстые стены нашего смертного тела и наших ослепленных душ, чтобы мы, наконец, могли узреть то, что были не в состоянии увидеть в этом месте. Свобода, мы страстно желали найти тебя через обучение, через деяния и через страдание. Теперь, умирая, мы видим тебя пред лицом Божиим».
Глава 10
60 ЛЕТ СПУСТЯ
Христианство в Германии еще более ответственно перед Богом, чем национал-социалисты, СС и Гестапо». Это слова Мартина Нимёллера, сказанные в 1946 году во время одной из лекций в Швейцарии. Если согласиться с тем, что сила церкви определяется ее влиянием в обществе, то Нимёллер, возможно, действительно был прав.
Германия и Соединенные Штаты схожи. Обе страны имеют христианские корни, в обеих широко приемлют библейские общественные ценности и для обеих характерна глубокая приверженность личной добродетели. Америка выиграла от конституционных гарантий отделения церкви от государства и от самой демократии — формы правления, оказавшейся в Германии несостоятельной во времена Веймарской республики, но окончательно принятой после Второй мировой войны.
Невзирая на различия, для церкви также существует угроза обернуть крест Христов чуждым ему флагом, как это случилось с церковью в нацистской Германии. Как это ни печально, очевидно, что мы, евангелисты, потеряли свою веру в Евангелие как «в силу Божью ко спасению». Лютер напоминал нам, что церковь — это сообщество, которое нуждается в постоянной реформе, всегда испытывая себя — исполняет ли она поручение Христа как должно. Я уверен, что нам следует молиться не только о пробуждении, но также и о реформации, которая восстановит наше потерянное доверие к Кресту.
Что, если будет справедливо сказать об Америке так же, как Генрих Гейне некогда сказал о Германии? Что, если только крест Христов хранит нас от могущественных и жестоких сил, которые, если высвободятся, то приведут в изумление весь мир? Разве мы уже не видим подобные силы в действии в распространении преступности, в нравственном упадке в наших школах и в разрушении наших семей?
Не забыли ли мы (я обращаюсь к тем из нас, кто является посвященными христианами), что сила Божья более явно проявляется в послании о Кресте, а не в каких-либо политических или социальных целях, которые мы могли бы придумать? Не может ли поиск какого-либо противоядия от наших тяжких проблем быть симптомом потери нами уверенности в силе Евангелия изменять людей изнутри? Держимся ли мы Креста с глубокой убежденностью, что он — не просто часть нашего послания миру, но по праву рассматривается как все послание?