Крест и порох
Шрифт:
– Так они давно беззащитные, Кондрат, – согласился Михайло Ослоп и широким жестом разрешил: – Хочешь в той чаще гуляй, а хочешь в этой. Лесов тут много!
– Ну так и пойду! Коли сиднем сидеть, деревни и капища не искать, так точно с пустыми руками останемся!
– На что вам капища? – тихо ответила Митаюки, опустив веки. – У вас все едино струга нету, чтобы идола золотого вывезти.
Вокруг костра мгновенно возникла мертвая тишина. Спустя некоторое время Кондрат рявкнул:
– Да разбуди ты свою бабу, Серьга! Нечто не слышал, что
– Как я тебе отвечу? – приоткрыла глаза юная шаманка и потерлась щекой о кафтан Серьги. – Ты вольный казак, я при Матвее половинкой. Меня вы ни в дозор не пошлете, ни долю в добыче не отмерите. Что с меня за спрос?
– В какой дозор? – теперь уже спросил воевода.
– Разговорила я шамана из деревни приречной, когда в христианство его окрестили, – ответила Митаюки. – Обмолвился он, что ниже брода по второй притоке до селения большого добраться можно.
– Чего же ты молчала?!
– Да кто из вас бабу слушать станет?
– Матвей! – поднял взгляд на казака Егоров.
– Сперва к сече готовились, опосля я раненый лежал, – напомнил казак. – Не до разговоров было.
– Подожди, друже! – положил руку на плечо атамана Ганс Штраубе. – Клянусь святой Бригитой, но девица нам на что-то намекает, однако недоговаривает. Ты, милая, не мудри, ты прямо скажи. Мы тут люди бесхитростные, бабьи уловки не понимаем.
– Я никому, кроме мужа, не доверяю. Ставьте его сотником, пусть он набегом командует. Тогда в дозор пойду, путь в селение разведаю.
– Эко ты загнула! – покачал головой немец. – А сама в сотники не хочешь?
– А чего, Матвей казак справный! – тут же вступился за товарища Силантий Андреев. – Чего ему в сотниках недельку не походить?
– Это верно, справный! – согласились и Семенко Волк, и Михайло, и сам Кондрат Чугреев. – Чего ему в сотниках не походить?
– Умная девочка, – признал Штраубе. – Высоко взлетишь. Но мы ведь, знамо, не против. Матвей Серьга в ватаге старшим на струге уже сидел, и никто на сие не жаловался. Сама ты что ради его должности сотворить собралась?
– Первый раз вы внезапно на город напали, потому отпора и не встретили, – стала спокойно излагать свой план юная шаманка. – Ныне же поселок настороже, вы рядом с ним половину зимы воюете. Вашим лазутчикам о нем ничего не выведать, попадутся. Я же смогу узнать все, никак себя не выдав. Я сир-тя. Маюни с собой возьму, коли не доверяете. Он, если осторожно держаться будет, внимания не привлекая, тоже за сир-тя сойдет. Подступы и посты я выведаю, вернусь, а затем ватагу безопасно проведу. Могу хоть завтра отправиться.
– Экая ты быстрая, святая Бригита! – покачал головой немец. – О таком решении надобно казачий круг испрашивать, всех воинов созывать, бо животами все рисковать станут.
– Коли ватага ваша, не моргнув глазом, в неведомый город врывалась, супротив ящеров великих и ратей превосходящих билась, нешто она пройти по следу девичьему испугается? –
– Ты сама сказала, дитя, что ты из племени сир-тя, – напомнил немец. – А вдруг ты заманиваешь нас в ловушку?
– Коли западня, муку вы с честью примете за веру Христову. Коли нет, золотом обогатитесь. Хоть так, хоть этак, все вам на пользу выйдет. Так чего опасаться?
– Ай, молодец девка! – расхохотался Семенко Волк. – И то верно, други! Мы сюда карманы набивать явились али слово Христово язычникам принесли? Нам ли за живот свой бояться? Любо знахарке, пойдем с ней на город новый!
– Любо знахарке! Не боимся! Примем муку во славу Христову! – отозвались остальные воины. – Любо!
– Меня зовут Митаюки… – недовольно прошипела себе под нос юная шаманка. – Митаюки…
Дикари уже практически покорились ее воле и желаниям, а выучить имя так и не удосужились!
Совершенно неожиданно в руках ватаги оказалось множество лодок, больших и крепких. Не таких надежных, чтобы выходить в открытое море, чтобы не развалиться при отдаче от выстрела из фальконета или принять на борт полста пудов груза вдобавок к гребцам – но десяток людей они держали уверенно. Посему ватага смогла теперь делать сразу много дел одновременно – и лед в острог возить, ибо подклеть казаки считали еще неполной, и ловы новые организовать, и немца с двумя десятками воинов на север колдовского мира отпустить.
Ганс Штраубе с азартом и настойчивостью планомерно прочесывал тундру широкой казачьей цепью и почти каждый день находил по брошенному людоедскому стойбищу. Стараниями сир-тя людоедов тут не осталось ни одного, а потому разорение их поселков сводилось лишь к сбору бивней – сражаться было не с кем. Слоновую кость казаки перетаскивали на берег, а потом вывозили в острог, быстро наполняя подклети драгоценным белым золотом.
Тем временем отряд Силантия Андреева из пяти человек отправился на двух лодках к старому острогу, и от него вверх по течению, благо путь для них был знакомый. Уже на четвертый день казаки услышали из чащи треск, высадились и пошли на звук, вскоре набредя на пасущихся в березняке троерогов – огромных пятнистых и голокожих зверей с ногами толщиной в торс человека, длинным мясистым хвостом и высоко задранным задом.
Один из ящеров был «двоерогим»: нижний левый бивень оказался сломан под самый корень.
– Ух ты, не иначе, острог наш ломал! – предположил один из казаков. – Самый крупный из стаи, почитай… Не зря именно его колдуны выбрали!
– Тише ты, баламут, спугнешь!
– Ага, как же, спугнешь такого, – хмыкнул Ухтымка. – Амбар с ногами. Плевать ему на нас, хоть в самое ухо ори!
Это было верно. Троерог, медленно двигая челюстью, в которой перемалывались листва пополам с ветками, чуть повернул голову, расправил и опустил широкий ворот, похожий на пышное немецкое жабо, сглотнул и потянулся за очередной веткой.